Молодые львы

Завтрак прошел натянуто. Хойт на днях обещал Кэхуну снова прочитать во время уик-энда пьесу и дать сегодня окончательный ответ, согласен ли он играть в ней. Хойт был хорошим актером – лучшего и не найти для этой роли, и если бы он отказался, то подобрать кого-нибудь вместо него оказалось бы делом нелегким. Слипер с надутым видом бокал за бокалом тянул двойное виски, а Кэхун рассеянно тыкал вилкой в тарелку.

За столиком у противоположной стены Майкл заметил Лауру в обществе двух женщин и небрежно кивнул ей. Он впервые увидел ее после развода. Восьмидесяти долларов в неделю ей не надолго хватит, подумал Майкл, если она будет сама расплачиваться в таких ресторанах. Он чуть было не рассердился на нее за расточительность, но тут же отругал себя: ему-то, собственно, что за дело? Лаура выглядела очень хорошенькой, и Майклу не верилось, что она когда-то принадлежала ему и что он мог злиться на нее. «Вот еще один человек, – грустно вздохнул он, – при мимолетной встрече с которым печально заноет сердце».

– Я перечитал пьесу, Кэхун, – с несколько неестественной торопливостью заговорил Хойт, – и должен сказать, что она мне очень понравилась.

– Прекрасно! – лицо Кэхуна стало расплываться в улыбке.

– Но, к сожалению, – тем же тоном добавил Хойт, – я, видимо, не смогу в ней играть.

Улыбка на лице Кэхуна погасла, а у Слипера вырвался какой-то нечленораздельный возглас.

– Это почему же? – спросил Кэхун.

– Видите ли, – Хойт смущенно улыбнулся, – война и все такое… Мои планы меняются, старина. Дело в том, что если я буду играть в пьесе, то, боюсь, меня сцапают в армию. Здесь же… – Он набил рот салатом и, прожевав, продолжал: – Здесь же, в кино, дело обстоит иначе. Студия уверяет, что добьется для меня отсрочки. По сведениям из Вашингтона, кинопромышленность будет считаться оборонной, а тех, кто занят в ней, не станут призывать в армию. Не знаю, как с театрами, но рисковать я не хочу… Надеюсь, вы понимаете меня…

– Еще бы, – буркнул Кэхун.

– Боже милосердный! – воскликнул Слипер. – Тогда я бегу на студию крепить оборону страны.

Он встал и, тяжело, не совсем твердо ступая, направился к выходу.

Хойт неприязненно посмотрел ему вслед.

– Терпеть не могу этого типа! Совсем не джентльмен, – заметил он и принялся усердно доедать салат.

У столика появился Ролли Вон. У него было багровое улыбающееся лицо. В руке он держал рюмку с коньяком. Он тоже был англичанин, несколько старше Хойта, и вместе с ним снимался в фильме в роли командира авиационного полка. Сегодня он был свободен и мог пить сколько душе угодно.

– Величайший день в истории Англии! – провозгласил он, обращаясь к Хойту все с той же радостной улыбкой. – Дни поражений – позади, дни побед – впереди. За Франклина Делано Рузвельта! – Он поднял рюмку, и остальные из вежливости последовали его примеру. Майкл опасался, что Ролли, раз уж он служит в английских военно-воздушных силах (хотя бы только в киностудии «Парамаунт» в Голливуде), чего доброго, хлопнет рюмкой об пол, но все обошлось благополучно. – За Америку! – Ролли снова поднял свою рюмку.

«Не сомневаюсь, что в действительности он пьет за японский флот, который, собственно, и вовлек нас в войну, – поморщился Майкл. – Но что можно взять с англичанина…»

– Мы будем драться на берегах, – декламировал Ролли, – мы будем драться в горах. – Он сел. – Мы будем драться на улицах… Больше никаких Критов, никаких Норвегии… И ниоткуда нас больше не вышвырнут!

– А знаете, старина, – остановил его Хойт, – на вашем месте я не стал бы вести подобные разговоры. Недавно я имел конфиденциальную беседу с человеком из адмиралтейства. Вы бы удивились, если бы я назвал его фамилию. Он мне объяснил все, что касается Крита.

– Что же он сказал вам о Крите? – Ролли с некоторой враждебностью уставился на Хойта.

– Все осуществляется в соответствии с генеральным стратегическим планом, дружище. Мы наносим противнику потери и отходим. Невероятно умный план! Пусть противник пользуется Критом. Что такое Крит, и кому он нужен?!

Ролли с величественным видом встал из-за стола.

– Яне могу здесь больше оставаться, – хрипло заявил он, дико сверкая глазами. – Я не могу слушать, как ренегат-англичанин оскорбляет британские вооруженные силы.

– Что вы, что вы! – попытался успокоить его Кэхун. – Садитесь.

– Что особенного я сказал, старина? – встревожился Хойт.

– Англичане проливают кровь! – Ролли стукнул кулаком по столу. – Они ведут отчаянную, беспощадную борьбу, защищая землю союзников. Англичане гибнут тысячами… а он болтает, что это делается в соответствии с каким-то планом! «Пусть противник пользуется Критом…» Знаете, Хойт, я давно наблюдаю за вами и пытаюсь понять, что вы за птица. Боюсь, как бы мне не пришлось поверить тому, что говорят о вас люди.

– Послушайте, дружище! – Хойт покраснел, его голос зазвучал пронзительно, срываясь на высоких-нотах. – Я думаю, что вы просто-напросто жертва страшного недоразумения.