Пройдя ярдов тридцать, Ной остановился. Шляпу он по-прежнему держал в руке, не замечая того, что вновь начавшийся дождь успел намочить его волосы. Оглядевшись, Ной повернул обратно, к дому девушки. В забранном решеткой окне на первом этаже горел свет. Сквозь задернутые портьеры Ной мог видеть перемещающуюся по комнате тень.
Он приблизился к окну, глубоко вдохнул и постучал. Через несколько секунд портьеры раздвинулись, и он увидел лицо Хоуп. Ной плотнее прижался к окну и сумбурными жестами попытался показать, что хочет поговорить с ней. Хоуп раздраженно покачала головой и махнула рукой, отсылая его прочь, и тогда Ной решился подать голос. Он произнес громко и отчетливо, чуть ли не касаясь губами решетки:
– Откройте дверь. Мне надо поговорить с вами. Я заблудился. Заблудился. ЗАБЛУДИЛСЯ!
Хоуп колебалась, глядя на Ноя сквозь забрызганное дождем стекло. Потом улыбнулась и исчезла. Но вскоре он услышал скрип открывающейся двери, и Хоуп возникла у решетки. Вздох облегчения вырвался из груди Ноя:
– Я так рад вас видеть.
– Вы не знаете обратной дороги? – спросила она.
– Я заблудился, и никому уже меня не найти.
Она хохотнула:
– А вы ведь круглый дурак, не так ли?
– Да, – смиренно признал он. – Круглый.
– Ладно. – Стоя по ту сторону двери-решетки, Хоуп вновь стала очень серьезной. – На улице сразу повернете налево, пройдете два квартала и подождете трамвая, того, что приедет слева. Он довезет вас до «Истерн-паркуэй», а потом…
Она говорила и говорила, ее голос превращал в музыку сухие указания, призванные вывести его в большой мир. Ной заметил, что девушка сняла туфли. Без них она была гораздо ниже ростом, чем ему показалось вначале, очень миниатюрная и милая.
– Вы меня слушаете? – спросила Хоуп.
– Я хочу вам кое-что сказать, – громко заговорил он. – Я не наглый, я не самоуверенный, я не…
– Ш-ш-ш, – остановила она его. – Тетя спит.
– Я очень застенчивый, – прошептал он, – никакой самовлюбленности у меня нет и в помине, и я не знаю, почему я вас поцеловал. Я… просто не мог не поцеловать.
– Не так громко. Тетя спит, – напомнила Хоуп.
– Я пытался произвести на вас впечатление, – шептал он. – Не знаю я никаких европейских женщин. Мне хотелось показать вам, какой я умный и многоопытный. Я боялся, что на такого, какой я есть на самом деле, вы и не взглянете. В этот вечер в голове у меня все перемешалось. Что-то со мной произошло. Такого никогда не было. Вы поступили правильно, ударив меня. Правильно. Я заслужил этот урок. – Ной приник к решетке. – Хороший урок. Я… я не могу сказать, какие чувства сейчас испытываю. Может быть, позже, возможно, в другой раз, но… – Он запнулся. – Вы – девушка Роджера?
– Нет. Постоянного кавалера у меня нет.
Ной разразился истеричным скрипучим смехом.
– Моя тетя, – в который уж раз повторила Хоуп.
– Я все понял, – прошептал он. – Трамвай до «Истерн-паркуэй». Спокойной ночи. Благодарю вас. Спокойной ночи.
Однако он не сдвинулся с места. Они смотрели друг на друга в сумрачном свете уличного фонаря.
Ной услышал, как щелкнул замок металлической двери-решетки, увидел, как открылась сама дверь, и шагнул вперед. Они поцеловались, но совсем не так, как в первый раз. Ной чувствовал себя на седьмом небе от счастья, однако все еще опасался, что в любой момент девушка может отступить и отвесить ему новую оплеуху.
Хоуп очень медленно отошла от него с загадочной улыбкой на лице.
– Не заблудись на обратном пути.
– Трамвай, – шептал Ной, – трамвай до «Истерн-паркуэй», а потом… Я тебя люблю. Я тебя люблю.
– Спокойной ночи. – Ее улыбка стала шире. – Спасибо, что проводил.
Хоуп отступила на шаг, и решетка между ними захлопнулась. Хоуп повернулась, открыла дверь и неслышно переступила порог. Дверь за ней закрылась, и улица опустела. Ной зашагал к трамваю. И лишь много позже, часа через два, когда он уже подходил к двери своей квартиры, Ной внезапно осознал: за двадцать один год, что он прожил на свете, никто не слышал от него этих слов: «Я тебя люблю».
В темной комнате слышалось ровное дыхание спящего Роджера. Ной быстренько, стараясь не шуметь, разделся и юркнул в кровать, стоящую у противоположной стены. Он долго лежал, уставившись в потолок. То вновь взлетал на седьмое небо, вспоминая несказанное наслаждение, которое принес ему поцелуй у металлической двери-решетки, то проваливался в пучину ужаса при мысли о том, что утром придется объясняться с Роджером.
Он уже засыпал, когда услышал свое имя.
– Ной!
Он открыл глаза.
– Привет, Роджер.
– Все в порядке?
– Да.
Молчание.
– Ты отвез ее домой?
– Да.
Вновь темная комната погрузилась в тишину.
– Мы выходили за сэндвичами, – пояснил Роджер, – и, должно быть, разминулись с вами.
– Да.
Опять долгая пауза.
– Роджер…
– Да.
– Я знаю, что должен все объяснить. Я не хотел… Честное слово… Я собирался уйти один, а потом… У меня что-то с памятью… Роджер, ты не спишь?
– Нет.
– Роджер, она сказала…
– Что?
– Хоуп сказала, что она не твоя девушка.
– Неужели?