– Могу я взять фотографию? – повторил Кристиан, не отрывая взгляда от изуродованного лица лейтенанта.
– Почему нет? – пожала плечами Гретхен. – Мне она ни к чему.
– Я к нему очень привязался. – Кристиан все смотрел на фотографию. – И многим ему обязан. Он столькому меня научил. Как никто другой. Гигант мысли, истинный гигант.
– Не думай, сержант, что я не любила его, – начала оправдываться Гретхен. – Очень даже любила. Но я предпочитаю помнить его таким… – Она взяла со стола фотографию Гарденбурга в серебряной рамке. Симпатичный лейтенант в парадной фуражке строго смотрел в объектив фотоаппарата. Гретхен с подчеркнутой нежностью коснулась пальцами снимка. – Эту фотографию сделали вскоре после нашей свадьбы, и я думаю, он бы хотел, чтобы я запомнила его именно таким.
В замке повернулся ключ. Гретхен нервно дернулась, туже завязала поясок халатика.
– К сожалению, сержант, – произнесла она, – вам придется уйти. Сейчас я занята и…
В гостиную вошла крупная, ширококостная женщина в черном пальто. У нее были серовато-стальные волосы, зачесанные назад, и маленькие глазки, холодно поблескивающие за очками в металлической оправе. Женщина мельком глянула на Кристиана.
– Добрый вечер, Гретхен. Ты еще не одета? Ты же знаешь, нас ждут к обеду.
– У меня гость. Сержант из роты моего мужа.
– Да? – В голосе женщины зазвучали вопросительные нотки. Она соблаговолила повернуться к Кристиану. До чего же тяжелый у нее взгляд, подумал он.
– Сержант… сержант… – Гретхен замялась. – Мне очень жаль, но я не помню вашей фамилии.
«Как же мне хочется ее убить», – подумал Кристиан, глядя в глаза этой женщины, стоявшей перед ним с фотографией лейтенанта в руке.
– Дистль. Кристиан Дистль.
– Сержант Дистль, мадемуазель Жиге.
Кристиан кивнул женщине. Та ответила на приветствие, чуть опустив веки.
– Мадемуазель Жиге приехала из Парижа, – нервно затараторила Гретхен. – Она работает в министерстве. Живет у меня. Никак не подыщет себе квартиру. Она очень важная персона, не так ли, дорогая? – С губ Гретхен сорвался визгливый смешок.
Пропустив вопрос мимо ушей, женщина неторопливо стянула перчатки со своих больших, сильных рук.
– Извините, я должна принять ванну. Есть горячая вода?
– Чуть теплая, – ответила Гретхен.
– Сойдет и такая. – Грузная фигура скрылась в спальне.
– Она интеллектуалка. – Гретхен не решалась поднять глаза на Кристиана. – Ты и представить себе не можешь, какие люди приходят к ней за советом.
Кристиан потянулся за фуражкой.
– Мне пора. Спасибо за фотографию. Прощай.
– Прощай. – Пальцы Гретхен теребили воротничок халата. – Просто захлопни дверь. Замок с собачкой.
Глава 25
– Иногда мне открывается будущее, – говорил Бер. Они медленно шли вдоль берега к тому месту, где оставили сапоги. Босые ноги утопали в холодном песке. Волны, пробежавшие тысячи километров от далекой Америки, неспешно накатывали на широкий пляж. Мерный рокот далеко разносился в застывшем весеннем воздухе. – Я вижу Германию, какой она будет через год. – Бер остановился, чтобы закурить. Крошечный цилиндр сигареты исчез в его больших кулачищах. – Руины. Всюду руины. Двенадцатилетние юнцы взрывают ручными гранатами двери домов, чтобы добыть килограмм муки. Здоровых молодых мужчин на улицах нет. Только те, что на костылях. Остальные в концентрационных лагерях в России, Франции, Англии. Старухи ходят по городу в мешках из-под картошки и падают замертво от голода. Заводы стоят, потому что бомбы не оставили от них камня на камне. Никакого государства, действуют законы военного времени, установленные русскими и американцами. Нет ни школ, ни домов, нет будущего…
Бер замолчал, повернулся к морю. День катился к вечеру, удивительно теплый для ранней весны на побережье Нормандии. Солнце, огромный оранжевый шар, уже почти касалось воды. Жесткая трава на дюнах едва шевелилась, вдоль побережья черной змеей извивалась пустынная дорога; крестьянские домики, сложенные из светлого камня, казалось, с давних времен стоят заброшенными.
– Нет будущего, – повторил Бер, глядя на море поверх колючей проволоки. – Нет будущего.
Бер был сержантом в новой роте Кристиана. Спокойный, могучего телосложения мужчина лет тридцати. В январе его жена и двое детей погибли под бомбами англичан в Берлине. Осенью Бер был ранен на русском фронте, но об этом он никогда ничего не рассказывал. Во Францию Бер прибыл за несколько недель до возвращения Кристиана из отпуска.