Молодые львы

– Конечно, конечно. – Гретхен нисколько не смутилась. – В Италии дела у нас идут хорошо, не так ли? Даже очень хорошо. Это единственное светлое пятно в нашей теперешней жизни.

Кристиан никак не мог взять в толк, с чего это Италия вдруг стала светлым пятном, но высказывать свое мнение не стал. Зато неотрывно смотрел на Гретхен, пока она говорила. Она теперь выглядела значительно старше – возможно, этому способствовал и серый халатик, – белки глаз пожелтели, под ними появились мешки. Если раньше энергия била в ней ключом, то теперь движения стали нервными, резкими и уверенности в себе, присущей прежней Гретхен, заметно поубавилось.

– Италия, – вздохнула Гретхен. – Я тебе так завидую. В Берлине жить невозможно. Невозможно согреться, невозможно выспаться: каждую ночь налеты, невозможно добраться в нужное место… Я просила послать меня в Италию… хотя бы для того, чтобы согреться. – Она рассмеялась, но в смехе слышались плаксивые нотки. – Мне действительно необходим отпуск. Ты и представить себе не можешь, как много мы работаем и в каких условиях. Часто я говорю начальнику нашего бюро, что солдаты устроили бы забастовку, если б им пришлось воевать в таких условиях. Я так и говорю ему прямо в лицо…

«Вот те раз, – подумал Кристиан, – а ведь мне с ней скучно».

– Ну вот. Наконец-то я вспомнила. Ты служил в роте моего мужа. Точно. Черное кружево. Его украли у меня прошлым летом. Люди в Берлине стали такими вороватыми. За уборщицей теперь нужен глаз да глаз.

Она еще и болтлива, отметил Кристиан, ведя учет ее пороков.

– Мне не следует говорить такое солдату, приехавшему с фронта. – Гретхен вздохнула. – Все газеты пишут, как героически держатся жители Берлина, как стоически они переносят страдания, но не имеет смысла что-либо скрывать от тебя. Достаточно провести на улице одну минуту, чтобы услышать жалобы со всех сторон. Ты привез что-нибудь из Италии?

– Привез что? – удивился Кристиан.

– Что-нибудь из еды. Многие привозят сыр и чудесную итальянскую ветчину. Вот я и подумала, что и ты… – Она кокетливо улыбнулась, наклонилась к нему, халатик приоткрылся, обнажив верхнюю часть груди.

– Нет! – отрезал Кристиан. – Я не привез ничего, кроме желтухи.

На него навалилась усталость, он немного растерялся. Кристиан планировал провести всю неделю с Гретхен, а теперь выходило…

– Дело не в том, что нам нечего есть, – начала оправдываться Гретхен, – просто иногда хочется чего-нибудь вкусненького…

«Боже, – мысленно простонал Кристиан, – не прошло и двух минут, а мы уже обсуждаем диету!»

– Скажи лучше, муж тебе пишет?

– Муж? – недовольно переспросила Гретхен. Она, похоже, с большим удовольствием поговорила бы о еде. – Мой муж покончил с собой.

– Что?

– Зарезался, – весело произнесла Гретхен. – Перочинным ножом.

– Это невозможно, – пробормотал Кристиан, не веря своим ушам. Просто в голове не укладывалось, что эта неистовая, целеустремленная энергия, эта хладнокровная, расчетливая сила сама себя уничтожила. – У него же было столько планов…

– Знаю я о его планах! – возмущенно воскликнула Гретхен. – Он хотел вернуться сюда. Послал мне свою фотографию. Честно говоря, я не понимаю, как он смог уговорить кого-то сфотографировать его. С таким-то лицом! Ему сохранили один глаз, и он решил, что вернется и будет жить со мной. – По ее телу пробежала дрожь. – Надо быть сумасшедшим, чтобы послать кому-нибудь такую фотографию. «Ты сильная, – написал он мне, – ты поймешь». За ним и раньше-то отмечались странности, но без лица… В конце концов, всему есть предел, даже во время войны. Ужас занимает должное место в жизни, написал он, и мы все должны привыкнуть к тому, что он рядом…

– Да, – кивнул Кристиан. – Я помню.

– Понятно. – Гретхен тяжело вздохнула. – Значит, он и тебе об этом говорил.

– Говорил, – признал Кристиан.

– Так вот, в ответ я послала ему очень тактичное письмо. Сочиняла его весь вечер. Объяснила, что в моей квартире ему будет неуютно, что я занята целыми днями и не смогу уделять ему должного внимания, а потому ему лучше остаться в армейском госпитале, по крайней мере до тех пор, пока ему не сделают пару-тройку пластических операций… Хотя, по правде говоря, я не знаю, что там можно сделать. От лица-то ничего не осталось. Таких людей просто нельзя выпускать на улицу… Но я изложила все с предельным тактом и…

– Фотография у тебя? – оборвал ее Кристиан.

Гретхен как-то странно посмотрела на него и плотнее запахнула халатик.

– Да. У меня. – Она встала и направилась к столу у дальней стены. – Смотреть на нее – удовольствие ниже среднего. – Гретхен порылась сначала в одном ящике, потом в другом, достала маленькую фотографию, мельком взглянула на нее и протянула Кристиану. – Вот она. В наши дни страха и так хватает…

Кристиан посмотрел на фотографию. Один перекошенный глаз холодно и властно сверкал среди шрамов над тугим воротником мундира.

– Могу я оставить ее себе? – спросил Кристиан.

– В последнее время вы все словно с ума посходили. – В голосе Гретхен появились визгливые нотки. – Иногда мне кажется, что вас всех следует посадить под замок, честное слово.