— Все, что я сегодня наговорила, например, это как, по-твоему? Тоже так называемые прекрасные слова? Декламация?
Опять текли секунды молчания, казавшиеся такими долгими. Галя Бочарова что-то тревожно нашептывала своему соседу. Но сам Ивановский, перегнувшись над спинкой следующего перед ним пустого ряда, с намеренной, вызывающей беспечностью барабанил пальцами по полированному дереву и молчал.
Вероника так и не дождалась ответа. Снова заговорив, она произносила теперь слова тихо и медленно, придавая каждому из них особую значительность:
— Товарищи, какая-то часть молодежи, малая или вовсе ничтожная — повторяю, не будем сейчас вдаваться в подробности, — отбилась от общего пути. Будем бороться за них, не утаивая, не замалчивая, не стыдясь беды… С какой стати, спрашивается, нам шушукаться исподтишка по углам о тревожном явлении? Разве не наша советская молодежь за два года подняла своими руками тридцать миллионов целины, где вызревает сейчас миллиард пудов отборной пшеницы? Разве не руками той же молодежи строятся новые города, новые заводы и фабрики, новые рудники, шахты, железные и шоссейные дороги, строятся и на Дальнем Востоке, и на Крайнем Севере, и на далеком Юге? Так почему же при этакой богатырской мощи нам бояться маленькой, но постыдной, всеми ощущаемой язвы на нашем теле? Чтобы враг не обрадовался, что ли? Как бы он не потешился злорадно? Да пускай его!..
Вслед за Вероникой выступило еще много студентов и студенток с обличением «нюмбо-юмбо». Было уже около двенадцати ночи, когда собрание закрылось.
13. У памятника героям Плевны
Поздно.
Конечно, на автобусную остановку — вон у того большого дома напротив — придет еще много машин. Но сколько бы Наташа ни выглядывала из-за занавески в своей комнате, не увидеть ей среди высаживающихся пассажиров Толи.
Условленный срок миновал, потом прошло еще полчаса. Потом Наташа загадала, что если Толя не будет в одиннадцать — значит не бывать ей Марией в «Бахчисарайском фонтане»… Пробило одиннадцать — Толя не пришел.
Кончено.
Она приготовила постель, разделась, погасила свет на своей половине комнаты, укрылась с головой легким летним одеялом.
Все кончено. Вот уже неделя, как Румянцев не приходит на репетиции. Полина Ивановна держится неприязненно и с заметным раздражением повторяет изо дня в день одно и то же: «Сегодня, милочка, работать не будем». За всю неделю лишь один раз она прошла с Наташей и Люсей сцену Марии и Заремы из последнего акта, да и то наскоро, без всякого увлечения, без единого замечания. А Люся Пояркова, прощаясь после репетиции за воротами школы, как бы невзначай, но со злорадным огоньком в глазах сказала, что очень торопится, потому что сегодня вечером танцует «Болеро» с Румянцевым. Они опять вместе! Ну и пусть… Пусть…
А в эти самые мгновения Вероника рассталась с Толей на Калужской площади, откуда расходились их пути домой. Она уехала автобусом, а он некоторое время еще постоял в нерешительности. Площадь к ночи начинала заметно пустеть. Нечего было и думать о встрече с Наташей в такой поздний час, но… И Толя спустился в метро. Здесь, сидя на гранитном диване в ярко освещенном тоннеле, под грохот пролетающих поездов он набросал Наташе записку — объяснил, как все складывалось вчера и сегодня, просил ответить ему по адресу биологической станции, что с нею приключилось и чем он может быть ей полезен… Да! Именно так: увидеться уже невозможно, но он побывает у самого ее порога, опустит записку в почтовый ящик на ее двери…
А Наташа все маялась в бессоннице. Который шел час? Двенадцать давно пробило, — это она хорошо помнила, но сколько еще прошло времени?
«Нет, какая гадость!» — неотступно терзали ее одни и те же мысли.
Добрые нашептывания, щедрые посулы, полные, казалось, такого дружеского бескорыстия, самая сердечная озабоченность, а за всем этим… Ах, голубушка, ты возмутилась?.. Даже надавала по щекам! Ах, вот как! Ну, так пеняй на себя, ничего тебе не будет. Никакой Марии! Никакого «Фонтана»! Локти себе кусай… «Ну и пусть, пусть!» Девушка ворочалась под одеялом с боку на бок. «Да только мы еще посмотрим! — вдруг пригрозила она. — На репетициях была Троян? Была!.. Ну, так мы еще посмотрим! Осенью видно будет…»
— Наташа! — окликнула ее из-за перегородки проснувшаяся бабушка. — Наташенька, ты что там?
Она замерла, притворяясь спящей.
— Наташа!
Она не отзывалась и еще раз, уже с расчетом, вызвала звон пружин внутри старенького дивана и мерным, притворно громким чередованием вдохов и выдохов постаралась обмануть и успокоить бабушку.
Но вдруг она совсем явственно уловила чьи-то шаги в коридоре, подле самой двери, потом шорох и таинственную возню над почтовым ящиком. Она соскочила с дивана. На ходу надевая халатик и поспешно запахивая полы его, подбежала к двери, прислушалась.
— Кто там? — замирая от надежды, шепнула она. И громко, радостно крикнула: — Минуточку!.. Я сейчас! — лишь только уловила желанный голос.