Молодые дикари

Много раз он думал об этой встрече в стиле американских кинофильмов, когда двое влюбленных, с неудачно сложившейся судьбой, встречаются на пронизываемой ветром улице. Он представлял себе, как в один прекрасный день он снова встретит Мэри О'Брайан, и их охватит прежняя любовь, которую они когда-то испытывали друг к другу, и, возможно, на минуту их руки соединятся, и они грустно вздохнут, что жизнь разъединила их и никогда уже не сведет.

И вот сейчас произошла эта встреча, и Мэри О'Брайан – мать Дэни Ди Пэйса, и он не знал, что ей сказать.

– Это… очень странно, – начал он. – Я не представляю…

– Я тоже.

– Я имею в виду, что я знал о твоем замужестве. Ты писала мне, что выходишь замуж и… и, может быть, даже упоминала фамилию, но это было так давно, Мэри…

– Я сообщала фамилию, – сказала она. – Джон Ди Пэйс – мой муж.

– Да. Я не помню.

Он помнил каждую деталь того дня, когда получил от нее письмо. В тот день над летным полем в Северной Англии моросил мелкий дождь; слышались звуки разогреваемых моторов, из выхлопных труб струился белый дымок, растворяясь в раннем утреннем дожде; симметричные, идущие по диагонали, красные и синие линии на авиаконверте и торопливая, несколько небрежная надпись, сделанная ее рукой: «Капитану Генри Альфреду Белани, 714 5632, командование 31-й бомбардировочной эскадрильей, воздушный корпус армии США, военно-полевая почта, город Нью-Йорк, штат Нью-Йорк», и даже само письмо:

«Дорогой Хэнк. Когда ты просил ждать тебя, я ответила: не знаю, сказала, что еще очень молодая. Хэнк, дорогой, я встретила человека и собираюсь выйти за него замуж и надеюсь, что ты меня поймешь. Я не хочу причинить тебе боль. Я никогда не хотела причинить тебе боль…»

В этот момент раздался бешеный рев моторов бомбардировщиков, руливших через почерневшее поле к старту, чтобы взлететь в воздух.

– Я не запомнил фамилии, – повторил он.

Они замолчали.

– Ты… Ты очень хорошо выглядишь, Мэри.

– Спасибо.

– Я не знал, что ты все еще живешь на старом месте.

– Ты имеешь в виду Гарлем? Да. У Джонни там магазин, – она помолчала. – Хэнк…

– Мэри, я не знаю, зачем ты сюда пришла, но…

– О, Хэнк, ради бога… Ты ведь не собираешься убить моего сына?

Она не плакала. В этот момент ему хотелось бы, чтобы она заплакала. Вместо этого она выговорила эти слова, и ее лицо стало смертельно бледным.

– Мэри, давай попытаемся понять друг друга, – сказал он.

– Пожалуйста, давай.

– То, что было между нами, было очень давно. Сейчас ты замужем, я женат, и у нас есть дети.

– И ты обвиняешь моего ребенка в убийстве.

– Мэри…

– Ведь это так, Хэнк?

– Да, так, – ответил он. – Я работаю в этом округе, и моя обязанность защищать народ округа. Твой сын совершил убийство, и я…

– Мой сын не имеет никакого отношения к убийству. Это те, другие!

– Если это правда, я выясню это еще до суда.

– Он не был в банде!

– Мэри, поверь мне, прежде, чем дело передадут в суд, будет проведено самое тщательное расследование. Если найдутся какие-либо смягчающие обстоятельства…

– О, перестань, перестань, Хэнк, пожалуйста. Это не то, что я от тебя ожидаю. От незнакомого – да, но не от тебя, не от Хэнка Белани.

– Белл, – спокойно поправил Хэнк.

– Я Мэри, – тихо продолжала она, – девушка, которую ты когда-то знал. Мэри, которая когда-то любила тебя… очень нежно. – Она помолчала. – Не говори мне о смягчающих обстоятельствах.

– Каких же слов ты ждешь от меня, Мэри?

– Что моего мальчика не пошлют на электрический стул…

– Я не могу обещать тебе ничего…

– …за то, чего он не сделал, – закончила она.

В комнате вновь водворилась тишина.

– Никто не платит своей жизнью за то, чего он не сделал, – ответил Хэнк.

– Ты действительно в это веришь, да? – спросила она.

– Да, я действительно в это верю.

Она долго, пристально смотрела на Хэнка.

– Я больше не знаю тебя, правда?

– Мы оба изменились, – ответил он. – Нельзя ожидать…

– Странно, – устало сказала она. – Я вошла в кабинет, ожидая встретить незнакомого человека, и я его встретила. Я совсем тебя не узнаю. Я даже не знаю, позволишь ли ты повлиять тому, что произошло между нами, на судьбу моего сына. Я знаю только, что…

– Не говори так, Мэри! – голос у него был резкий. – Я юрист, и я верю в правосудие, и твой сын получит его. Мне было больно, когда пришло твое письмо, да. Но это было так давно, а каждый становится взрослым.

– А мой сын станет взрослым? – спросила она.

Но на этот вопрос Хэнк не мог ответить.

В полдень он вошел в кабинет Холмза. Большинство газет называли Холмза, начальника бюро по делам убийств, «Шерлок», но все сотрудники звали его Ефраим – настоящим именем. Это был низкорослый человек, седой и в очках. Круглое лицо придавало ему сходство с телевизионным комиком, впечатление, которое не могло быть более далеким от истины – Ефраим Холмз был человеком, у которого почти полностью отсутствовало чувство юмора.

– В чем дело, Хэнк? – сразу спросил он. – Я занят.

– Дело Морреза, – без всякого предисловия сказал Хэнк.

– Что именно?

– Я хотел бы отказаться от этого дела. Хотел бы, чтобы ты поручил вести его кому-нибудь другому.

Холмз быстро взглянул на него.

– Какого дьявола? – спросил он.