В довесок к тому, что имя Джима обладало нехилой репутацией, я показывал шрамы от ножа на пояснице. Инициалы Мориарти на моей коже тут же отшивали всех претендующих на мой зад или рот. Я обманывал их, я лгал им, но насчёт Джима никогда.
Может я просто напридумывал себе всякого, но мне почему-то казалось, что дядя следит за тем, что происходит в клубе. Не лично, но, быть может, через какие-нибудь камеры. Он не собирался больше выходить со мной на связь напрямую, но он точно не оставит меня без наблюдения. Ведь ему интересно, что со мной будет. Кем я стану без него?
Я не имел понятия будет ли он хоть как-то вмешиваться в мою жизнь, как тогда, когда он убил тех кадетов. Что ж, время покажет.
Бурный месяц. Всё шло гладко. Я даже удивился тому, что никаких крупных проколов не возникало. Однако, всех, кого я изобличал в обмане, каких-то противозаконных действиях, не ждала жёсткая расплата. Их не позорили по телевидению, даже в газетах почти ничего не было. Джона Гарви оправдали, он публично признался в том, что «его действия в последнее время были неразумными, но он готов исправиться». Чёрта с два! Я был уверен, что он вернётся к чёрным делишкам. Раз он связался с Мориарти, то не сможет не вернуться. Иначе он уйдёт не только из криминала, но и из жизни.
Майкрофт говорит, что если пересажать всех, кто хоть как-то вредил стране в физическом и этическом смысле, то Верхушка заметно поредеет. Меня от этого тошнило. Тошнило от этого очевидного факта. Никто не станет праведником-управителем, потому что все слишком глупы. Кроме Майкрофта, разумеется. И, по его словам, кроме небольшой кучки главенствующих людей, в которую входила леди Смолвуд и, разумеется, Её Величество. То, что Холмс ничего не сказал про Премьера, заставило меня горько усмехнуться.
— Мы направляем его, как можем. — сказал Майкрофт.
В какой-то момент мне стало жутко страшно. В каком мире мы живём! Мне пришлось уйти в мысли о философии Джима и, боже мой, в них я нашёл успокоение. Я могу перестать быть частью этой сломанной системы, выйти из неё. Но, глядя на Майкрофта, я думаю о том, что это была бы своего рода трусость.
И я продолжал, с двойным рвением, охоту на чертей. Информация об их грязном белье оставалась лишь просто уликой, которую бы незамедлительно использовали, если бы кто-нибудь из них пересёк красную черту. Это было хоть что-то. Таким образом мы нарывали всё больше и больше, а клиентов не убавлялось, ведь последствий от разговоров со мной пока не было.
Младшенький Холмс связывался со мной пару раз, звал прогуляться по местам преступления, но я оказывался. Либо был в спортзале, либо читал, развалившись на диване, либо поедал что-то в кафе. Что угодно. Гонка за преступниками по улицам выцвела для меня. Несомненно, интересные дела у Шерлока точно были, но почему-то я не хотел водиться с детективом. Это казалось мне каким-то не очень правильным. Точно не знаю почему. А вот со старшим я охотно шёл на контакт.
Медленно наши отношения вернулись к тому, что было до моего побега, а потом перетекли в нечто не совсем понятное. Посторонний, не знающий деталей человек сказал бы, что мы походили на коллег, которые не пренебрегают обществом друг друга и во внерабочее время.
В последнюю неделю политик всё чаще навещал меня. Я выходил из зала и видел перед собой чёрный правительственный Мерс. Не задумываясь, я залезал в него, кидая спортивную сумку к ногам. Почти всегда мы отправлялись перекусить. В последний раз это был ресторан «Marylebone Road», в котором, по словам Холмса, всегда было Сент-Эмилион две тысячи первого.
Такое внимание не могло не трогать меня, и я стал задумываться, не изменилось ли что-то в Майкрофте. С виду он, конечно, был всё тем же сдержанным политиком с лёгким ОКР, но я всё равно старался каждый раз углядеть в его глазах то самое.
Сегодня я взял перерыв от «Молодого бога» и снова напросился на вечер к Холмсу. Меня доставили до его особняка, и я взбежал по ступеням. Толкнув дверь, я прошёл внутрь, словно к себе домой. Дом политика я успел изучить досконально, и теперь он действительно казался мне чем-то своим.
— Твой брат мне снова написывает. — сказал я, обнаружив Майкрофта в столовой, где он по обыкновению проводил домашние вечера. — Неужели ему так уж и нечем заняться?
Голова Холмса-старшего слегка поворачивается в мою сторону, и я тут же замечаю мягкую улыбку. Сердце совершает сальто, а уши вспыхивают.
— Думаю, он хочет вовлечь тебя в свои расследования, чтобы надавить на Мориарти. — выдвигает такую теорию политик.
Я хмурюсь, но без сильных эмоций.
— Вряд ли таким образом можно надавить на Джима. — пожимаю плечами я, отводя взгляд к окну.
Майкрофт замечает это, и его улыбка тает. Теперь он слегка обеспокоен, ведь это для меня неприятная тема.
Дабы не разводить мрачность, я натягиваю улыбку и опускаю на столик картонную коробочку. Политик опускает на неё взгляд.
— Что это?
Он итак понял, что это, но всё равно задаёт вопрос. Интересно. Единственное моё предположение, — он хочет развить эту тему. Зачем?