Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба советской молодежи)

— Ну, ладно, — засмеялась Тамара. — Значит, подняли парус и ходу. Хотели сперва куда-нибудь в Северную бухту, к Инкерману, да потом подумали — еще в бинокль могут подсмотреть. А тут как раз волнение сильное было. Бр… Даже по бухте барашки ходили. А они, чертенята, не долго думая, лево руля (так что ли, Боб?) и в открытое море. А в этот день ветер, волны были. Сколько баллов, Боб?

— Да что-то 9 или 10, - с деловитой небрежностью старого морского волка ответил боцман.

— Вот, и я помню. Из гавани даже пароходы не выходили в открытое море. А они, понимаете, Борис Лукьянович, решили — кружным путем на шлюпке, по бурному морю, в Георгиевский монастырь…

— А что-ж, — холодно спросил Григ, — так, по твоему, и отдать знамена комсомольцам?

— Да нет! Но хоть бы не в такой путь пошли! Ну, завернули бы за мыс и высадились бы. Так нет же! Они, дядя Боба, миль 10 по бурному морю так и прошли. Уж после, как мы узнали — так и ахнули… Лидия Константиновна собиралась им чубы драть, да уж как-то смилостивилась.

— Победителей не судят, — рассмеялась княжна. — Что с ними делать!

— Зато знамена спасены были! — сияя, воскликнул Боб.

— Ну, а в море-то трудновато было?

— Бррр… Да, по совести сказать, здорово неуютно. Мы к вечеру вышли. Пока, это, маяк обошли с юга — смеркаться начало. А шторм наворачивает все сильней и сильней. Мотает нас, как щепку, да и заливает. Пока мы подошли к монастырю — совсем стемнело. Ну, а в темноте к скалам в такой шторм не подойти — разобьет, как скорлупку. Намучились мы, что и говорить. Еще счастье, что мы с собой и лагерные ведра взяли — не хотели и их комсомольцам отдавать. Воду-то все время из шлюпки и отливали. И ничего…

— Да я вижу, что ничего, — невольно рассмеялся я. — А могло бы быть и похуже.

Боцман беззаботно махнул рукой.

— Э… Ладно… Что там. Все хорошо, что хорошо кончается. Это, вот, Григ, действительно, молодец — предупредил нас во время.

— Мне просто повезло, — отмахнулся от похвалы Григ. — В последний момент узнал. Комсомольцы ждали решение Москвы: как радио получили — так и в атаку с ломами: «крой, ребята, Бога нет»… Я бы и Ничипора успел предупредить, да дома там никого не было. Хотел было еще раз забежать, да уже поздно было.

— Что-ж делать, друзья. Такие штуки по всей России пошли. Дело прошлое… Ну, а теперь как вы сорганизовались?

Боб весело рассмеялся.

— Мы теперь окопались при Яхт-Клубе Всевобуча[10] и гордо называемся «допризывники по системе „скаутинг“». Поди — укуси. Смена красным морякам, а не какая-нибудь контрреволюция. Военные нас поддерживают, дали две старых шлюпки. Мы их отремонтировали, ведем с допризывниками морскую подготовку, а сами незаметно и своими делами занимаемся. Ничего, живем, не унываем… Потом же мы все подвохи комсомольцев заранее знаем: у нас ведь свой ручной комсомолец есть.

— Кто это?

— Да, вот, Григ.

— Вы, Григ? Вы — комсомолец? Всерьез или по названию?

— Да что, Борис Лукьяныч, делать-то иначе? — смущенно сказал юноша. — Я уж думал и так, и этак — другого выхода никак не нашел. Видите ли, по моей слесарной специальности я числюсь производственным рабочим и хочу как-нибудь в Автомобильный Институт в Москву поехать учиться. Не оставаться же век слесарем! Ну, а туда только комсомольцев и направляют. Я и решил…

— Он и у нас совета спрашивал, — вмешалась Тамара. — Мы тоже решили, что он прав. Нужно пробиваться вперед. Что-ж делать? А Григу без комсомольского билета пути никуда нет. Вопрос жизненной тактики… Но зато нам, Борис Лукьяныч, он здорово полезен. Уж мы-то обо всех затеях комсомольцев заранее знаем. Нас, герлей, ведь тоже он предупредил о налете.

Я посмотрел на смущенное лицо Грига, его открытые честные глаза, вспомнил его историю с секретным сотрудничеством в ЧК и успокоился. Этот — был и останется нашим.

— А в Комсомоле не знают разве, что вы скаут?

— Знают, что я когда-то был скаутом, но считают, что я разочаровался и, как блудный сын, вернулся в лоно коммунизма.

— А вы не боитесь, что вас обвинят в двурушничестве?

— Ну, что-ж, — спокойно ответил он. — Тут борьба мозгов — кто кого обманет. Не думал я, что придется лисой изворачиваться, да, вот, пришлось. Такое время, значит. Тут только хитростью и можно держаться. Я теперь вроде как настоящий разведчик в чужом лагере, — засмеялся Григ. — Поймают — ну, что-ж: на то и война. По крайней мере знаешь, за что. Хоть не так обидно. А сколько народу погибло, вот так, за здорово живешь? Эх…

Когда становится нечем жить…

Господи Боже! Склони Свои взоры
К нам, истомленным в суровой борьбе…

Бальмонт.

Поздно вечером, после этого сбора шли мы с княжной Лидией по каменистым залитым лунным светом улицам города. У больших чугунных ворот старая начальница остановилась.

— Пройдемте, Борис Лукьянович, через бульвар, — сказала она. — Вы ведь не спешите?

По широкой песчаной аллее мы подошли к громадному белому зданию панорамы, окруженному густой рамкой темных деревьев.