Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба советской молодежи)

С большой тщательностью мне было сделано обильное внутривенное вливание какого-то средства, и, к общему удивлению и радости, через несколько часов кривая температуры стала падать и дня через два я чувствовал себя здоровым, хотя и очень слабым.

— И до чего это, Иван Лукьянович, удивительно вышло, — радостно говорил этот старый профессор, встретив на улице моего брата. — Прямо, как в сказке!

— Как так?

— Да, видите ли, мы только что получили из Америки это новое средство. Ну, а там, знаете, нет совсем тифа. Так до сих пор эксперименты там делались только на обезьянах. А из людей на вашем брате, собственно, первом в мире испытали это средство. И представьте себе, — восторженно закончил старичок, — и люди, оказывается, выздоравливают…

Меня долго потом дразнили «обезьяньим средством»…

Начало конца

Грозовые тучи, давно уже скоплявшияся над нашими отрядами, разразились, наконец ударом.

Всероссийский съезд Комсомола признал необходимым закрыть скаутские организации, «как идеологически несоответствующие коммунистическому воспитанию советской молодежи» и создать свои отряды «красных юных пионеров»…

В жизни скаутов наступал новый период, еще более тяжелый и ответственный, период борьбы за свое существование в атмосфере уже открытой враждебности и преследований…

Мое личное положение после этого постановление было весьма опасным. Было ясно, что при первых же преследованиях скаутов (а что Комсомол постарается «выкорчевать гидру контрреволюции» со всем своим погромным жаром — было очевидно) прежде всего буду «изъят» я, уже находящийся на учете в ЧК, как «явный контрреволюционер». При этих условиях оставаться в Одессе, недавно пройдя все тюрьмы города, мне было опасно. Больно было думать, каким неприятностям могу я подвергнуть семью брата, тоже сравнительно недавно, вместе с маленьком сынишкой, проведшей месяца 3 в Одесской тюрьме по подозрению в «белогвардейском заговоре».

Нужно было уехать. Севастополь давно уже звал меня к себе. Старая гроза там развеялась, старые истории забылись в буре и пене событий, и можно было надеяться, что там будет безопаснее, чем в Одессе, под «учетом» ЧК.

Много, много друзей пришло провожать меня на пристань, и когда между бортом парохода и берегом мелькнула полоска воды, когда затихли вдали сердечные голоса привета и благопожеланий, когда белый маяк Одесской гавани остался позади — сильно взгрустнулось… Жаль было покидать чудом найденного в водовороте жизни брата, своих друзей и красавицу-Одессу, где было пережито так много и тяжелого, и светлого…

Но жизнь звала вперед…

Кому быть расстрелянному, тот не потонет!

Раннее утро. Серая пелена тумана еще стелется по воде. Я стою у поручней и задумчиво смотрю на катящиеся водяные валы, с шумом разбивающиеся о борт. Вот на валу какой-то обломок. Волна покачивает его и вдруг, подхватив на свой пенистый гребень, перекидывает дальше.

«Так и моя жизнь, думаю, я волны разбушевавшейся стихии бросают меня из стороны в сторону, и ветры гудят над моей головой. Разобьет-ли меня о скалы эта буря или суждено мне выплыть живым на мирный берег? Бог знает»…

Внезапно раздавшиеся шум и крики вывели меня из философской задумчивости.

Я глянул вверх, на капитанский мостик. Там с бледным лицом, освещенный первыми лучами восходящего солнца, стоял вахтенный и дрожащей рукой показывал на воду.

Я посмотрел по этому направлению, и сердце замерло у меня в груди…

В нескольких метрах от борта скользила мимо нас, словно какое-то морское чудовище, черная железная спина плавучей мины…

Ее круглая поверхность чуть блестела в первых проблесках зари, на страшных отростках-щупальцах висели зеленые змеи водорослей, а светлые и прозрачные волны с белыми гребнями, как бы шутя и играя, ласкали ее стенки.

— Вот она, смерть!..

В течение нескольких секунд никто не мог шевельнуться и вздохнуть. Сердце, казалось, перестало биться, и вся жизнь сосредоточилась в зрении.

Заденем-ли?.. Уйти уже нельзя: махину парохода не повернешь, как игрушечный кораблик. А заряд мины рассчитан для взрыва могучего броненосца. Что останется от нас?!

Заденем ли?..

Миг… и мина, так же спокойно и важно покачиваясь, медленно прошла мимо борта… Вздох облегчение вырвался из груди всех.

Зазвенели звонки машинного телеграфа, и пароход стал медленно поворачивать. Держа мину под неусыпным наблюдением полудюжины биноклей, мы подошли к ней на расстояние 50 метров.

— «Пли!» — раздалась команда на корме, и прогремело несколько винтовочных выстрелов. Оказывается, на борту было несколько солдат с винтовками, и мину решено было потопить.

Выстрелы гремели.

— Довольно, довольно! — отчаянно кричал в рупор капитан. — Мина потонет и так, если хоть одна пуля попала. Подождите, не стреляйте!

Но его совет опоздал. Грянуло еще несколько выстрелов, и вдруг высокий пенистый столб воды поднялся вверх. Страшный грохот прокатился по поверхности моря, и громадная волна качнула наш пароход. Туча водяных брызг залила нашу палубу, и когда она рассеялась, поверхность моря была пустынна. Мины уже не было…