Молитва о Рейн

— Какого черта? — шиплю я. — Они были моими. — Прежде чем мой приступ ярости успевает начаться, я уже стою у стены, с зажатым рукой ртом.

— Давай кое-что проясним, — зрачки копа Гавайи 5–0 (шоу про копов 70-х гг.) прожигают меня, как лазеры, но его голос — не более чем шепот, — мне все равно, ЧТО ТЕБЕ НУЖНО. Я здесь, чтобы получить то, ЧТО НУЖНО МНЕ. А мне нужна еда, припасы, и чтобы ты заткнулась нахуй, — он бросает взгляд на входную дверь, где спиной к нам сидит наш новый друг, — если, конечно, ТЫ НЕ ХОЧЕШЬ, чтобы тебя услышали дружки нашего приятеля. Я уверен, что они будут рады увидеть эту аппетитную попку, которую он только что сюда впустил.

Мои глаза расширяются, когда его ладонь исчезает с моего лица. Я должна быть огорчена, даже возмущена, но, когда смотрю на самую сварливую сволочь во вселенной, которую я когда-либо встречала — за исключением моего отца, разумеется, — косая улыбочка всплывает на моем лице.

Он только что назвал меня аппетитной?

Мой похититель не улыбается в ответ. Он просто качает головой, как бы говоря: «Эта сука сумасшедшая», а затем касается невидимых часов на своем оголенном запястье:

— Девятнадцать минут. Идем.

Моя улыбка испаряется.

Я подгоняю себя, чтобы не отстать от него, когда он направляется к центральному проходу. Чем глубже мы заходим в магазин, тем громче становятся голоса новых владельцев и сильнее вонь гниющей еды. Конечно, в центральных проходах лежат продукты длительного хранения, именно ими он и запасается. Протеиновые батончики, пакеты, наполненные пюреобразными фруктами и овощами, вяленая говядина, походные смеси.

— А как тебя зовут? — шепчу я, когда он наклоняется и протягивает длинную руку к задней полке, чтобы схватить последнюю банку тушеной говядины — этот стеллаж был разграблен.

Он смотрит на меня все с тем же безразличным выражением лица. Затем встает и бросает банку в один из мешков, игнорируя мой вопрос.

— Ты не скажешь мне? — шепчу я, надувая губы.

Мистер Ворчун в ответ приподнимает одну бровь, затем отворачивается от меня и продолжает осматривать разграбленные проходы.

— Мне нужно как-то к тебе обращаться, — шепчу я, когда он читает этикетку на пачке лапши рамэн, а затем кладет ее обратно, — если я угадаю, ты хотя бы кивнешь?

Он раскрыл рот и злобно посмотрел мне прямо в глаза:

— Если я скажу тебе, ты заткнешься нахрен? — его голос — едва слышное шипение.

Я улыбаюсь и киваю, изображая, как закрываю рот на ключик.

— Уэс.

Я открываю рот, чтобы ответить, но тут же захлопываю его снова, когда его брови взлетают вверх в безмолвном предупреждении.

— Извини, — говорю, поднимая руки вверх, — буду вести себя тихо.

Я иду за ним к стеллажу с крупяными изделиями, где кукурузные хлопья и разноцветные сушеные маршмеллоу хрустят под нашими ногами, словно осенние листья в морозный день, как бы легко мы ни ступали. Когда приближаемся к концу прохода, хор раскатистого смеха врывается в помещение и разноситься по залу.

Уэс толкает меня себе за спину и выглядывает из-за угла.

Повернувшись ко мне, он прикладывает палец к губам, а затем указывает им в направлении следующего прохода. Голоса, слишком громкие и шумные, чтобы принадлежать трезвым людям, удаляются от нас по коридору, покрытому чем-то звучащим, как битое стекло и липкая содовая.

Осторожно ступая, мы поворачиваем налево и на цыпочках идем по двенадцатому проходу. Здесь отдел инструментов.

Уэс останавливается перед витриной, и я смотрю на него, а мои мысли путешествуют в двух разных направлениях. Часть меня не может перестать думать о его имени — Уэс. Интересно, это сокращение от какого имени? Возможно, Уэсли. Или Уэссон, как тот здоровенный пистолет, который он носит. Или, может быть, это что-то необычное, как Уэстчестер, — пока другая часть задается вопросом, как, черт возьми, он собирается уместить что-то еще в эти сумки?

Острые углы торчат во все стороны, угрожая разрезать тонкий полиэтилен на лоскутки, однако он продолжает снимать со стены предметы — фонарик, складной нож, упаковку зажигалок и консервный нож.

Затем он переводит взгляд на меня.

Внезапно я понимаю, как чувствуют себя фонарик и складной нож, упаковка зажигалок и открывалка. Они чувствуют себя хорошо, когда на них смотрят вот так. Будучи выбранными этим мужчиной. Но также испуганными. И взволнованными. Особенно, когда он начинает идти по направлению ко мне.

Я выдерживаю его пристальный взгляд, пока он приближается, и задерживаю дыхание, когда Уэс останавливается прямо передо мной… раскрывает свои объятия.

Я не задаюсь вопросом. Я не колеблюсь ни секунды. Я делаю шаг вперед, обнимаю его за талию и прижимаюсь щекой к твердой поверхности большой грудной мышцы над его сердцем. Мое сердце грохочет в груди, когда я жду его объятий, но мой похититель не обнимает меня в ответ. Вместо этого его руки приближаются ко мне и оттягивают ворот моей мешковатой толстовки. Он бросает за шиворот упакованные припасы.

Мои щеки пылают от унижения, когда предметы скользят вниз по моей обнаженной коже, один за другим.

Шлеп, шлеп, бряк, бряк.

Боже, я чувствую себя идиоткой!