Молитва о Рейн (ЛП)

Мне хочется швырнуть подушку на пол и растоптать ее, но вместо этого я прижимаю ее к груди, надавливая сильней в том месте, где болит больше всего. Я снова слышу эти слова, повторяемые моим сознанием, – и понимаю, что голос, шепчущий их, – не мой.

Он принадлежит другой никому не нужной девочке. Той, что с печальными голубыми глазами, слишком большими для ее нежного лица. Той, которая нашла способ заботиться обо мне, забыв о себе.

Той, которую я только что бросил обратно волкам.

Может, я и не смог спасти Лили, но я уже не тот испуганный маленький мальчик.

Теперь я мужчина. Мужчина, который лжет. Мужчина, который крадет. Но мужчина, который сделает все возможное, чтобы защитить свою девушку.

ГЛАВА

XXII

Уэс

Энергия в городе переросла в лихорадку отчаяния. Кулачные бои на автостоянке, горящие здания, бунтари, бьющие стекла машин, бродячие собаки, рычащие на обертки от бургеров, – всё сливается воедино, когда я пробираюсь сквозь хаос с опущенной головой. Взглянув вверх, только чтобы заметить, как быстро солнце опускается за деревья, я иду быстрее.

Знаю, что 23 апреля технически не наступит до полуночи, но, судя по виду этого места, думаю, что ад разверзнется по опережающему графику.

Когда я торопливо пересекаю шоссе, то прохожу мимо группы нажравшихся «славных парней», тусующихся на борту застрявшего «форда F-250». Двери у него распахнуты, музыка дико грохочет. Это какая-то отвратительная кантри-песня из CD-плеера грузовика. Они, кажется, не замечают меня, но как только я оказываюсь достаточно близко, один из ублюдков протягивает руку и хватает мой рюкзак. Все происходит так быстро: в одну минуту я вижу дымящийся остов библиотеки через улицу, а в следующую – сорокалетнего мужчину на тротуаре, с прижатым к его горлу моим карманным ножом.

Его ошеломленные, остекленелые глаза поднимаются к чему-то над моей головой, когда его приятель из грузовика кричит:

– Майки! Лови мое ружье!

Дерьмо.

С рюкзаком в руке я бросаюсь бежать, скрываясь за «Шеви-Субурбан», как раз перед тем, как три пули пробивают его капот и крыло. Их смех затихает у меня за спиной, когда я пробегаю мимо библиотеки. Наружные стены все еще целы, но огонь внутри проел крышу и теперь поднимается на пятнадцать футов в воздух. Несколько чрезвычайно обкуренных жителей Франклина собрались вокруг, чтобы посмотреть, как горит здание.

«Надеюсь, что Рейн благополучно миновала это место», – думаю я, когда мои ноги ступают на тропу. Если она вообще пошла домой. Черт. А что, если она не пошла домой? Я ломаю голову на предмет других возможных мест, но ничего не приходит на ум. Дом Картера исчез. Все ее друзья уехали из города, если у нее вообще были друзья.

Что, черт возьми, мне сказать ее папаше: «Здравствуйте. Я тот парень, с которым ваша дочь была последние два с половиной дня, пока вы переживали за нее. Сожалею об этом»?

Может быть, он действительно глухой. Если так, то мне не придется ничего говорить.

Пока бегу трусцой, гадаю, знает ли Рейн язык жестов?

Интересно, будет ли дома ее мама? Задаюсь вопросом, есть ли у нее вообще мама?

Я не замедляюсь, приближаясь. На самом деле я набираю скорость, как только дом на дереве появляется в поле зрения. Перескакиваю через упавший дуб, где Рейн сказала мне, что ходила домой сегодня утром.

Зачем ей лгать об этом? Что она скрывает?

Что бы это ни было, у меня такое чувство, что оно внутри ее дома.

Я же толкнул ее туда обеими руками.

Гребаный мудак.

Идея, дикая надежда вспыхивает в моей голове, когда я поднимаюсь по деревянной лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Но когда поднимаю голову над порогом домика на дереве, все, что нахожу, – это два кресла-мешка, несколько оберток от протеиновых батончиков и пустая бутылка виски. Никакой Рейн. Просто следы от нашей первой ночи вместе.

Я смотрю на ее дом и не вижу изменений: выцветший серый сайдинг, затемненные окна. Он выглядит таким же пустым, как и в ту ночь, но это не так. Этого не может быть.

Я спрыгиваю вниз и чувствую отдачу глубоко в ране на плече. Она все еще пульсирует, но мне кажется, что жар спал. Я закидываю рюкзак на здоровое плечо и достаю из переднего кармана бутылочку кефлекса – еще одно напоминание о том, как Рейн пыталась мне помочь.

Сунув одну капсулу в рот, я пересекаю заросший задний двор с новой решимостью – найти ее и отплатить ей тем же.

Я сворачиваю за угол, прохожу мимо пикапа ее старика на подъездной дорожке и направляюсь по истертым ступенькам к двери. Сердце колотится от страха, когда поднимаю кулак, чтобы постучать, но звук, доносящийся через разбитое окно в двери, заставляет мою кровь холодеть.

Это песня.

Песня гребаной группы «Двадцать один пилот».

– Рейн? – зову через отверстие в двери, надеясь, что она просто подойдет и впустит меня. Как будто что-то в моей жизни бывало так просто. – Рейн! – кричу я громче, слыша, как моя сонная артерия пульсирует каждую секунду ожидания.

Единственный ответ, который я получаю, – это голос той плаксивой поющей задницы, которая говорит, что она не может спать, потому что у всех вместо рук оружие.