У двери собственного кабинета я замер, не решаясь переступить порог, — и сумел сделать это, только собрав в кулак всю свою смелость. Я знал: мне будет сложно — и не ошибся. Изможденный, смертельно уставший, Сэм сидел в своем кресле. От человека, с которым мы когда-то познакомились, не осталось и следа. Он научился чуть шевелить левой рукой и левой ногой, но правую сторону сковал спазм. Протезы помогали ему есть, но скрюченные пальцы рук походили на когти. Мышцы атрофировались. Я сел в кресло и встретился с ним взглядом.
— Как дела, Сэм? — спросил я.
Он не ответил, но качнул головой, вроде как говоря: «А вы-то как думаете?»
— Расскажите об операции, — сказал он прямо. — Что пошло не так?
Я отъехал к доске, условно нарисовал его позвоночник, аневризму и мальформацию, и насколько мог, объяснил — и про риски, и про опасную аневризму, и о том, что его организм не переносил отеки… Я надеялся, это его удовлетворит и он смирится с исходом.
— Сэм, я этого не хотел, — сказал я.
Он отвернулся.
— Сэм, мне безумно жаль, что так вышло.
Он все так же молчал.
Я предложил помолиться за него снова. Что еще я мог? Очередная молитва казалась банальной, учитывая, сколько раз мы их вознесли. Он равнодушно кивнул. Я коснулся его плеча — на нем была фуфайка, — и только тогда понял, как много сил он потерял. Мышц почти не осталось, только кости.
Я молился о том, чтобы он снова смог ходить.
Я открыл глаза. Сэм их и не закрывал. Он едва живым взглядом смотрел на дальнюю стену. За несколько минут мы собрали данные для проверки, сестра вывезла его из кабинета, — и я постарался забыть о нем, как о слишком сложной, нерешаемой проблеме, от которой можно только уйти.
* * *
Он появился у меня через год — на контрольном осмотре. MPT-сканирование показало: его спинной мозг полностью изменился, усох и изогнулся дугой в области шейного изгиба.
Я объяснил это, и он посмотрел на меня. Его глаза были полны боли.
— Что случилось? — спросил он снова. — Почему операция сделала меня таким?
— Сэм, мы говорили об этом много раз, — сказал я. — Мне очень жаль. Поверьте, ваш случай травмировал меня сильнее, чем все остальные неудачи.
Это его слабо утешило. Он явно был на меня зол.
— Кто-нибудь может мне помочь? — спросил он.
Я дал ему имя врача, специалиста по сколиозам, но знал: никакие операции ему не помогут. Он отчаянно искал решения, которых не было. Я помолился о нем снова, прежде чем он ушел, — но его тоска осталась прежней, как и за год до этого. Молитва подарила мне покой и надежду, — но для него оказалась бесполезной: не исцелились ни его тело, ни его дух.
Ни один хирург не любит осложнений, плохих исходов и несчастных больных. Со временем такие случаи стираются из памяти. И я тоже надеялся на время, но мысли о Сэме никак не хотели меня отпускать. Прошло три года, и я вдруг ощутил, что должен с ним встретиться. Я не знал, почему — мне просто казалось, что мы чего-то не сделали. Я хотел еще раз его увидеть, прежде чем он навсегда исчезнет в моем прошлом. Я мог бы попросить его зайти, но прекрасно понимал, как трудно инвалидам добираться до больниц. Оставался только один вариант: пойти к нему. Звонок бывшему пациенту — не столь уж необычное дело. Многие врачи созваниваются со своими больными, пока проходит период восстановления. Но о праве прийти в гости я просил впервые. И все же я чувствовал, что должен сделать это исключение. И как-то раз я позвонил ему прямо из кабинета.
— Сэм, добрый день. Это доктор Леви, — представился я. Ответом было молчание. Мой звонок его явно удивил.
— Здравствуйте, доктор, — наконец отозвался он.
Я быстро заговорил, чтобы он не подумал, будто я придумал новый метод, способный исцелить его паралич.
— Мне нечем вас порадовать. Просто хотел спросить, смогу ли как-нибудь к вам заехать, если буду в ваших местах? Так, проверить, как у вас дела.
Он не отвечал. Наверное, просто не знал, как это воспринять.
— Хорошо, — осторожно сказал он. — Конечно. Я не против.
— Тогда договорились. Я позвоню, — сказал я. — Надеюсь, мы встретимся в ближайшие несколько недель. Увидимся!
— Увидимся, — эхом откликнулся он.
Прошло несколько недель, и я приехал к нему. Они с матерью и сестрой жили в маленьком доме. Мне открыла сестра. Сэм, в спортивных штанах и фуфайке, сидел в своей коляске. Он слабо улыбнулся, немного удивленный, что я выполнил обещание. Он выглядел изможденным и несчастным, как тряпичный Пьеро. Его черные волосы потеряли блеск, он хмурился, и на лице отражалась тоска. Левой рукой он двигал джойстик коляски: сил хватало только на это. Правая рука по-прежнему висела плетью.
Я сел на диван, напротив него.
— Как вы? — сказал я.
— Да не особо, — ответил он, не особо пытаясь притворяться счастливым. Его фразы разделяло несколько мгновений. — Иногда выезжаю. Нашел в Сети пару альтернативных методик.
— Правда? Каких? — тут же спросил я. Неужели он может хоть на что-то надеяться?
— Ароматерапия, — усмехнулся он. — Знаю, все это чушь. В смысле, что мне вообще поможет?