Читаем Молитва нейрохирурга полностью

Когда я молюсь о людях, я словно становлюсь к ним ближе, и это хорошо. Я волновался за Сэма. Нас связало нечто большее, чем обязательства врача перед больным. Но специалист в моей душе никуда не исчез, и в тот миг, в операционной, я не мог не ощутить азарта от «большого дела», рискованного и сложного. Именно в такие моменты мы можем узнать, чего стоим на самом деле. Это вызов.

Операционную пронизывали предвкушение и надежда. Сердце билось ровно и мощно. Я ясно понимал: под этой синей тканью — Сэм, и его будущее в моих руках. Эту операцию устроили ради него, а не ради меня, и мной овладело чувство, что я просто должен провести ее на высоте, ибо отвечаю за ее исход.

Направляющий катетер прошел быстро — вверх по дуге аорты и через позвоночную артерию. Сосуды были на удивление ровными и гибкими: Сэм был еще довольно молодым и очень худощавым. Миниатюрный катетер столь же быстро прошел в питающую артерию и через полчаса уже находился в нужном месте. Я был готов сделать инъекцию.

Заклеивать мальформацию безумно сложно. Медицинский клей, который используют нейрохирурги — цианоакрилат — похож на суперклей. Он даже пахнет так же. А вот стоит в тысячу раз больше. Входя в контакт с кровью, он затвердевает, его молекулы слипаются, намертво прикрепляются к стенке сосуда и образуют блокировку. Хирург смешивает клей прямо в операционной. Только ему решать, насколько густым должен быть клей и как быстро его вводить. Это критически важные решения. Густота определяет, как быстро клей затвердеет. Слишком жидкая смесь твердеет медленно: клей рискует протечь в вены, загустеть, и мальформация разорвется. А если вены крупные, клей может унести куда угодно, например — в легкие, что очень нежелательно. Очень густой клей затвердеет слишком быстро, блокирует приток крови к артерии — не затронув мальформацию, которую будут и дальше снабжать малые ответвления, — и вы утратите доступ, после чего устранить проблему будет не в пример сложнее.

Перед смешиванием клея я вколол Сэму контраст. Цифровая субтракционная ангиография — четыре кадра в секунду — показала мне скорость тока крови сквозь мальформацию: от кончика катетера в питающей артерии до дренирующей вены. Так я понял, как долго там пробудет клей и сколь густым он должен быть.

Теперь я знал, какую смесь готовить. Я отошел к столу и смешал клей с металлическим порошком и контрастом: так я мог потом увидеть его на рентгеновском снимке. Разбавлять его я не стал. Кровь Сэма текла довольно быстро, а клей должен был застыть почти сразу. Я помешал смесь в небольшом стакане, втянул ее в шприц, вернулся к операционному столу и передал шприц Лидии. Та чуть покачивала его, чтобы металлический порошок не осел на дно, а я тем временем еще раз ввел контраст, сделал последний прогон, просмотрел снимки — и протянул руку за шприцем.

Господи, как же сложно вводить этот клей! Хорошо хоть техники напоминают, чтобы я не забывал дышать. В эти мгновения я смотрю только на монитор, вижу только серые оттенки и думаю лишь об одном: куда идет клей. Все занимает несколько секунд. Только решения приходится принимать за долю секунды.

Изогнув запястье, я прикрепил шприц к прозрачному поршню миниатюрного катетера — по сути, гибкой метровой иглы, — и осторожно надавил, не сводя глаз с экрана. Клей показался из кончика катетера и влился в сосуд. Меня накрывали волны адреналина. Что будет с клеем? Минует мальформацию и пройдет в вену? Или замрет, не сумев дойти до узла?

— Дышите, — напомнила мне Лидия, и я выдохнул.

Клей затек в мальформацию и в аневризму. Хорошо. Через несколько секунд я увидел, что он затвердевает.

— Давай, — прошептал я. — Густей.

Клей густел, отсекая кровь от пораженных сосудов и аневризмы. Приток ослаб и вскоре прекратился. Есть! Я отделил пораженные сосуды стеной. Несколько кратких мгновений — и все закончилось. Я сделал то, что хотел. Одна инъекция решила почти все: клей заполнил девяносто процентов мальформации, и кровь уже не давила на аневризму. Я чувствовал себя так, будто исполнил трипл в решающем бейсбольном матче Мировой серии.

Впрочем, дело еще не кончилось. Небольшая область на краю мальформации все еще заполнялась кровью. Я ввел в другую артерию, связанную с мальформацией, еще один катетер, и сделал вторую инъекцию. Клей застыл, закрыв еще пять процентов. Девяносто пять процентов травмы устранены за несколько секунд! Теперь мальформация сможет вернуться лишь через много лет — через десятки лет, — но даже тогда Сэму вряд ли потребуется лечение. Это уже не трипл, это победный хоум-ран!

Я вынул катетеры, чтобы не приклеились к сосудам, и улыбнулся под маской. Я был очень доволен технической стороной операции. Я верно оценил скорость потока крови, правильно смешал клей и ввел его с абсолютной точностью! Ни один здоровый сосуд не пострадал. Все пораженные образования были отрезаны от кровотока. В душе я ликовал.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука