Молитва нейрохирурга

— Они говорили про девочку. Ей вроде как не было восемнадцати. Вот урод, — бросила она, развернулась и ушла по своим делам.

Я вошел в палату Дэйва. Да, занятная у него вышла оказия. Он уже не сидел, а лежал, откинувшись на постель, и в его глазах я видел страх. Ему не сказали о полицейских, но за последнюю пару часов он, видимо, понял, что с его телом и впрямь творится что-то не то.

— Доброе утро, Дэйв. Как вы? — спросил я.

Он промычал какую-то невнятицу. Правая половина лица застыла гипсовой маской. Он попытался снова — и снова напрасно. Тогда он просто вздохнул, словно махнув на все, и прекратил попытки.

— Все в порядке, — сказал я. — Можете пошевелить руками?

Он двинул левой. Правая висела плетью.

— А правой, Дэйв?

Он двинул левой и слегка улыбнулся, как будто я просил именно этого. Улыбка вышла половинчатой. Я поднял правую руку, указал на нее и повторил просьбу. Ничего.

— Вы понимаете, чья это рука?

Он помотал головой и прогудел что-то вроде: «Ууу…»

— Похоже, нет, — сказал я сам себе. — Вот же…

Одностороннее пространственное игнорирование — так в медицине называют то, что случилось с Дэйвом. Тромб давил на левое полушарие — и Дэйв совершенно не чувствовал правую руку. Он даже не понимал, что эта рука у него есть. Тело стало для него безвыходной тюрьмой. Паралич и немота прилагались.

Пришло время закупорить аневризму и предотвратить риск нового инсульта. Но уже нанесенный ущерб я исправить не мог. Техники ждали в операционной. Но у меня было гнетущее чувство, что Дэйву будет все хуже. И о полиции я тоже знал — как и о том, что причиной ее интереса были его амурные похождения. Обычно я не повторяю некогда отклоненного предложения, но на этот раз хотел дать ему еще один шанс — возможно, последний шанс — примириться с Богом.

— У вас опять был инсульт, — сказал я. — Теперь вы не можете говорить. Вы хотели бы обратиться к Богу? Вы можете сделать это в молчании. В душе.

Он мотнул головой. Я мягко взял его за руку.

— Позволите мне произнести еще одну молитву?

Дэйв пожал плечами, глядя в пустоту.

Я не был уверен, чего он хочет, и я никогда не подталкиваю к молитве людей, которые этого не хотят, — даже если они не могут говорить. Так что я спросил снова:

— Дэйв, вы не против, если я о вас помолюсь? Если вы согласны, кивните. Я не стану, если вам неловко.

Он схватил мою руку и кивнул. Кажется, он утешился тем, что я буду говорить с Богом от его имени.

Двадцать минут спустя я был в просмотровой и вместе с техниками рассматривал на экране трехмерную реконструкцию КТ-ангиограммы. Аневризма Дэйва предстала во всей своей красе. Я повертел картинку, оглядев ее со всех сторон. Аневризма была пакостная, крупная, ее доли свисали, как груши, а вдобавок ко всему с ночи появился еще один тромб.

Разорванная аневризма может кровить снова и снова. Давление в артерии — сто двадцать миллиметров ртутного столба. В полости мозга, куда хлещет кровь, оно в десять раз ниже, — около двенадцати миллиметров. Первый инсульт поразил основание головного мозга, кровь заполнила полости, но успела разжижиться прежде, чем нанесла сколь-либо значительный ущерб. Во второй раз — не успела и ударила из артерии по мозгу, как вода из шланга — по мягкой грязи. Именно этот удар повредил речевые и двигательные центры Дэйва.

Медицина почти ничем не могла компенсировать нанесенный вред. Дэйв должен был восстановиться сам. Мне предстояло только разобраться с аневризмой и устранить риск нового разрыва.

Я знал, что будет крайне непросто, и должен был принять тяжелое решение. Открытая хирургия? Рассверливать череп? Или пройти по бедренной артерии и закрыть ее катушками? Оба варианта имели свои достоинства и недостатки. Первый позволил бы увидеть саму аневризму, так сказать, при свете дня, — и, возможно, лечение стало бы более эффективным: я бы клипировал четко определенную артерию. Прямой доступ к такой сложной аневризме давал явные преимущества.

Только чтобы до нее добраться, мне предстояло развести доли мозга.

Левое полушарие и так уже было травмировано. Речевой центр отказал. Не навредить, отодвигая распухший мозг на пути к аневризме, почти невозможно. Я смотрел на экран и кусал губы.

Нет, все-таки через артерию. Оставим мозг в покое. Вторжение должно быть минимальным.

Через пару минут я вышел в операционную. Дэйв, обернутый синей тканью, уже лежал на столе, под наркозом. Так чего же хотела полиция? Чему он так противился, когда я спрашивал о примирении с Богом? Мне предстояла не просто операция на мозге. Его душа была на грани. И мне почему-то казалось, что Дэйв еще не готов к встрече с Создателем. Может, он считал, что недостаточно пострадал за грехи? Имел тайный порок и не мог от него отказаться? В любом случае, что-то осталось нерешенным.