Прошло четыре часа. Я так и не достиг нужного места, расстроился и устал от безуспешных попыток. Если не довести катетер, я не смогу вылечить фистулу. Сердце каждый раз болезненно сжималось, когда я жал на педаль и облучал Анет, делая снимки. Если еще и эта операция закончится неудачей… Что тогда? Снова прокол артерии, снова анестезия, проволоки, катетеры, дозы радиации… Так эти операции больше вреда причинят, а не пользы!
Я вынул проволоку и катетер, положил их на стол, отошел, снял свинцовый фартук и вышел из операционной. О том, что я оперировал Анет уже четыре часа, свидетельствовал лишь небольшой прокол. В таких операциях не сверлят череп, так что несколько минут перерыва больному не повредят. Да и вообще, продолжать операцию в гневе нельзя: это часто может привести к непоправимым ошибкам. Если операция идет не так и у меня ничего не выходит, я поступаю так: ненадолго все прекращаю, успокаиваюсь, выпиваю немного воды и молюсь. Минутный перерыв дает мне скинуть напряжение и вернуться к операционному столу со свежей головой, а иногда и с новыми идеями.
Я стоял в маленькой боковой комнатке, пил воду и молился. Господи, что еще я не пробовал? Краткий отдых придал мне сил. Так, есть одна мысль… Ассистенты и техники не сводили с меня глаз, готовые продолжать в любую минуту. Я решил опять пойти изначальной дорогой – через правую яремную вену, – но на этот раз взять более жесткую проволоку, способную преодолеть преграду. Я ввел новый катетер, аккуратно протолкнул его в шею, справа, и почувствовал, что он прошел дальше, чем предыдущий. Есть! Я продвинул направляющий катетер в затылочную область, к фистуле, а потом ввел второй, миниатюрный, в ту самую пораженную вену. Это заняло пять часов. Но я добрался до места.
А теперь настала тяжелая часть.
Я запустил цифровую субтракционную ангиографию – посмотреть, как быстро кровь Анет течет по сосудам; подошел к заднему столу и смешал клей с контрастным агентом и металлическим порошком. Все были спокойны и сосредоточенны: то был критический момент. Я вряд ли смог бы снова завести катетер в такое прекрасное положение, а значит, больше возможностей закупорить фистулу мне не представится. Я должен был одним ударом загнать мяч в лунку.
Я встал рядом с Анет, подготовил направляющий катетер для инъекции, взял шприц, всадил иглу в микрокатетер – и начал вводить клей. Все осложнялось еще и тем, что я был в вене, и клей шел против потока крови. Тек он ровно; постепенно заполнил большую вену с правой стороны головы и начал к ней прилипать. Когда мне остановиться? Я по-прежнему давил на поршень, не сводил глаз с экрана и неотрывно наблюдал за тем, как густеет клей.
Так, хватит. Я прекратил давить, потянул поршень на себя и вынул микрокатетер. Все, решение принято. Пути назад нет. Клей все густел, а я мог только ждать, что покажет ангиограмма. Техники установили камеры над головой Анет, я ввел контраст, запустил очередную ангиографию – и кадры замелькали, заставив мое сердце плясать от радости. Я закрыл вену и почти уничтожил фистулу. Слава богу! Шесть часов – но мы все же загнали мяч в лунку!
На то, чтобы ребенок уснул, требуется немало времени. Иногда столь же уходит на то, чтобы он проснулся. Анет спала почти восемь часов. В себя она приходила очень медленно. Я и сам был так утомлен, и мысленно, и физически, что едва двигался. Я встретился с малышкой и матерью уже в палате, когда Анет проснулась и шевелила руками и ногами.
– Какая умница! – улыбнулся я и сел с ней рядом. – Ну-ка, пошевели пальчиками. Так, а теперь ножками пошевели. – Она и без моих указаний справлялась прекрасно. Я встал и обернулся к матери. В душе словно пели птицы. – Кажется, она в порядке.
Мать просто кивнула, и я заметил, что она плачет. Да, у всех нас был долгий и трудный день. К моему удивлению, я тоже прослезился.
– Господи, благодарю Тебя за помощь! – воскликнул я. – Умоляю, исцели малышку! Аминь.
Это была одна из самых тяжелых операций, которые я когда-либо делал. Измученный, я вернулся домой и рухнул в постель. В голове крутились картины дня. Я спал сном младенца, когда два часа спустя мой пейджер вдруг запиликал. Я нашарил его рядом и позвонил на номер: ответил дежурный педиатр. Анет внезапно прекратила дышать. Ее подключили к нагнетателю, который сохранял ей жизнь, но она не реагировала ни на какие раздражители. Я вскочил с кровати, нацепил первую попавшуюся одежду и рванулся к двери.
И вновь после молитвы что-то пошло не так. Жизнь Анет теперь была в серьезной опасности.
Компьютерная томограмма показала кровотечение на правой стороне мозжечка – в заднем мозге. Увеличенные мозговые желудочки – полости с жидкостью – давили на все вокруг. Что-то пошло не так, и жизнь Анет теперь была в серьезной опасности.