Молитва Каина

Рана была неглубока, хоть и обширна. Крови наверняка пролилось немало, но кость цела. С чего же он тогда провалялся три дня и четыре ночи? Потом сообразил: то было не одно лишь беспамятство от удара. Но и последствия минувших полутора месяцев, когда поспать ему удавалось по три-четыре часа, крайне редко долее. Годы уж не те, и тело при первой оказии взяло свое…

Он вообще не понимал, отчего еще жив. Как уцелел не от казачьего кистеня, а позже. Почему ротмистр Карин не приказал своим надежным людям добить, списав все на Ивана… У него непременно должны быть среди драгун избранные и доверенные, на все готовые по слову командира.

Но не добили… Раз так, надо приводить себя в порядок.

– Обед уж был? – спросил он, определив примерное время по расположению солнечных пятен.

– Вскоре принесут, – сказала Машенька, посмотрев с легким осуждением: как, дескать, можно на пороге Вечности заботиться о низменных материях?

И можно, и должно. Голода он не ощущал, но подкрепиться необходимо. Потому что для него еще ничто не завершилось – он не знал главного: удалось или нет ему спасти императрицу?

* * *

Первое подозрение мелькнуло, когда драгун громко пригласил его на выход: он приблизился к двери, и солдат тихонечно, чтоб не услыхали другие, добавил:

– Бумаги возьми, вашбродь. Человек, тебе потребный, ждет.

А про империалы и не вспомнил. Ни тогда, ни позже. Небывальщина… Да точно ли тот солдат был? С тряпкой, обмотавшей лицо, толком не разобрать. Говор тот же, окающий, так ведь и полк-то Вологодский…

Утраченный интерес к золоту еще полбеды. Странно другое… Допустим, Карин послал-таки в Экспедицию. Пусть с задержкой, или у посланного вышла заминка на ближней заставе, что на Лиговском канале.

Но ведь он тогда, у шлагбаума, к ротмистру обратившись, ни слова не сказал о том, что должен передать Шешковскому бумаги. Степан Иванович, разумеется, должен был сообразить, чего добивается подчиненный, застрявший в карантине. Но посланец обер-секретаря не стал бы откровенничать ни с ротмистром Кариным, ни, тем паче, с его солдатами – в Тайной экспедиции служат люди иной закалки.

Так почему драгун сказал про бумаги?

Бумажник он взял – раз уж о документах знают, глупо оставлять их в карантине. Но шагал в сторону караулки, готовый ко всему. Пистолеты в карманах, и порох на их полках сменен на свежий. Стилет в ножнах, пришитых к изнанке рукава. Ну а с панцырем он сроднился, тот стал как вторая кожа, даже спать при нужде не мешал… Он надеялся: если ротмистр затеял какую-то каверзу, то панцырь может стать сюрпризом… Для многих уже становился.

Никакого посланника Шешковского на Средней Рогатке не оказалось. Беседовали с ротмистром Кариным, тот требовал денег за услугу, но как-то странно требовал… Казалось, что возможные неприятности со стороны Тайной экспедиции Карина не волнуют. Встречаются такие люди, спору нет, но и для жадного дурака, способного забыть обо всем при виде золота, ротмистр держал себя неподобающе.

Неправильно торговался… Словно бы хотел проверить, с какой суммой готов расстаться его визави, и не более того. Желает понять, сколько денег в поясе, чтобы решить, стоит ли рисковать, отобрав все?

Последняя мысль показалась наиболее истинной. И он склонялся к запасному плану, продуманному на тот случай, если подкуп не поможет.

Применительно к нынешним обстоятельствам план был таков: хорошенько обидеть Карина и двух его головорезов, по возможности не до смерти. И уходить пешком, не зарясь на драгунских коней. Сойти с тракта, добраться до внутреннего кольца застав. И там повторить попытку связаться с Шешковским. Два раза подряд не повезти не должно… Но если уж не повезет… Тогда придется рискнуть и прорываться в город. Не хочется, но придется. То, что вызревает в Прехове, может оказаться пострашнее любой чумы, и соберет больше жизней. Смута ведь собрала…

Но потом ротмистр Карин сказал несколько слов, и все разительно поменялось.

Слова были тайным опознавательным знаком, parole, как не слишком правильно называют его французы – одно секретное слово кто-нибудь и случайно произнести может…

Тайная экспедиция на то и Тайная, что всем известны и доступны те ее чиновники, что в присутствии сидят или хотя бы туда наведываются. Но есть и такие, что нарочито порог не переступают, служат в другом ведомстве, там чины и ордена получают, но на деле подчинены Шешковскому. А есть и такие, что не служат нигде, и агенты есть тайные в иных державах… Всем им друг друга как-то узнавать надо, если доведется столкнуться – по воле обер-секретаря, или же случаем…

Для того тайные слова и существуют. Произнесет их кто – и ясно: пред тобою соратник, в одном строю стоит, хоть и не видывали друг друга никогда.

Ротмистр тайные слова произнес.

Но Каин понял иное: пред ним враг, причем один из самых опасных и матерых.

Потому что тайные слова меняются время от времени, и ротмистр назвал parole старый, уж два с лишком месяца не действительный… И не за золото было куплено тайное знание – пыткой перед смертью вырвано, в ином случае двурушник переметнувшийся и новые бы слова сообщил…