— Я, видите ли, очень брезглив. Итак, я расплатился по счету и вышел из ресторана. Потом я сел в машину, но, как назло, машина никак не хотела заводиться. Я человек вспыльчивый и, чтобы не довести себя до белого каления, решил покурить и успокоиться. Я достал сигарету и тут вдруг увидел, что возле ресторана ошивается какой-то тип. И не просто ошивается, а как будто за кем-то следит. Ну я, будучи человеком любопытным и социально ответственным, прочистил окуляры и…
— Что прочистили? — не понял Александр Борисович.
— О господи! Протер платком глаза!
Турецкий кивнул:
— Ясно. Продолжайте.
— В общем, я стал наблюдать за этим типом. И тут я понял, за кем он следит. Как я уже сказал, Костюрин с его юной пассией сели у самого окна. И этот тип, этот парень, просто глаз с них не сводил. И все время курил… Этак нервно! Вот так вот! — Покровский показал, как курил парень. — Потом он бросил окурок и тут же зажег новую сигарету.
— А Костюрин, значит, ничего не замечал и продолжал есть?
— На улице было темно, а в ресторане очень яркая подсветка. Естественно, глядя в окно, Костюрин не видел ничего, кроме собственного омерзительного отражения.
— Угу.
— Вот вам и «угу». Я думаю, этот парень был тайным воздыхателем любовницы Костюрина. Или не тайным. Возможно, у них были романтические отношения, пока не появился Костюрин. От парня прямо-таки разило ревностью и лютой злобой!
Турецкий задумчиво постучал пальцами по столешнице.
— Весьма ценная информация, — тихо проговорил он.
Брови Покровского обиженно дрогнули:
— Вы опять иронизируете.
— Нисколько, — покачал головой Александр Борисович. — Опишите мне этого парня.
Покровский задумался.
— Ну он довольно высокий… Хотя нет. Скорей, среднего роста. Чуть пониже нас с вами. Волосы, насколько я мог разглядеть, темные. Лицо широкое. И еще мне показалось, что у него сломанный нос. Вот такой вот… — Покровский нажал на нос указательным пальцем, сделав его плоским. — Вот, собственно, и все, что я могу вспомнить.
— Забавно, — странно проговорил Турецкий, задумчиво гладя на режиссера.
— Что? — открыл рот Покровский.
— Значит, вы и есть та «подруга», которая рассказала Костюриной о том, что у ее мужа есть любовница.
— Позвольте, я… — Плечи режиссера обмякли, и он равнодушно пожал плечами: — А впрочем, думайте что хотите. Мне уже все равно. — Он помолчал, затем поднял взгляд на Турецкого и сказал: — Вы ведь тоже не праведник, Александр Борисович. Тем более при вашей работе. Уверен, вы постоянно шантажируете свидетелей. Думаете, на том свете вам это не зачтется?
— Как знать.
— Если Бог есть, то он с вас строго спросит за все ваши злоупотребления, — твердо сказал Покровский. — А если нет… — Он пожал плечами. — Тогда ваша работа вообще теряет всякий смысл.
— Это почему же?
— Потому. Помните, что писал Достоевский? «Если Бога нет, то тогда можно людей резать».
— Это он сказал не подумав, — сказал Турецкий.
Однако Покровский упрямо покачал головой:
— Наоборот. Он имел в виду, что люди, если Бога нет, такие же животные, как и любые другие. А животные жрут друг друга без всяких отсылок на мораль и нравственность. А тот, кто им мешает это делать, тот противоречит самой природе.
— Демагогия, — отрезал Александр Борисович.
— Отнюдь! Элементарная логика.
Некоторое время оба молчали, поглядывая друг на друга. Затем Турецкий кивнул на телефон:
— Вы, кажется, хотели подтвердить свое алиби.
— Ну да. Я должен позвонить подруге?
— Разумеется, — холодно ответил Турецкий.
2
Найти любовницу вице-мэра Костюрина оказалось делом не слишком сложным. Оказывается, Валерий Аркадьевич успел познакомить ее с парой своих близких друзей, о чем они не преминули сообщить Турецкому (после того как он на них хорошенько нажал, разумеется).
Девушка училась на филфаке МГУ. Александр Борисович позвонил ей на сотовый и на всякий случай представился близким другом Костюрина.
— Валерий просил вам кое-что передать, — интригующе сообщил он. — Когда мы можем встретиться?
— Передать? А это…
— Обо всем узнаете при встрече, — пресек расспросы Турецкий.
— Ну… — Девушка явно колебалась. — Тогда, наверно, можно встретиться сегодня. В два часа у меня кончаются занятия. Вот только где…
— Вы учитесь в первом гуманитарном корпусе?
— Угу.
— Я знаю, где это. Там у вас поблизости спортивный манеж, давайте встретимся возле него. В два двадцать. Идет?
— Хорошо. А… как я вас узнаю?
Турецкий улыбнулся:
— По цветку в руке. А я вас?
— На мне будет бежевое пальто и голубой шелковый шарфик.
— Под цвет глаз?
— А вы откуда знаете?
— Догадался. Хорошо, значит, в два двадцать. Всего доброго!
— До встречи!
Возле грязно-желтого здания спортивного манежа толклась толпа студентов. Веронику Шилкину Турецкий увидел сразу. Бежевое легкое пальто, копна темно-русых волос, голубой шарфик и огромные синие глаза — все было именно так, как он себе представлял. Личико у девушки было смазливое, но несколько глуповатое.
Вероника была не одна. Возле нее топтались два рослых, симпатичных парня. Они были похожи на двух молодых бойцовых петушков. Вероника игриво улыбалась.