Молчащие псы

"Доктор Джон Ди был превосходным ученым и философом, и его заслуги ценятся и в настоящее время. Он написал ряд научных трактатов в сфере астрономии, математики, науки о календарях и географии. Только более всего он прославился своими магически-кристалломантическими экспериментами (…). В результате тщательного изучения в области оптики, он сконструировал особое зеркало, которое, якобы, обладало способностью показывать видения. Зеркало сделалось знаменитым по всей Европе. Вот как сам Ди описывает этот предмет в предисловии к английскому переводу "Эвклида" (1570): "Наверняка, подобное странно слышать, но в действительности это еще более чудесно, чем могут о том известить мои слова. И только лишь оптическим вкладышем можно пояснить порядок и причину данного явления: можно все выложить так, что результат обязан наступить" (…). В часовне, недоступной для посвященных, Ди в присутствии своего медиума проводил сеансы с духами, то есть, так называемые "действия". В качестве медиума ему служил аптекарь-алхимик Эдвард Келли…".

О подобных зеркалах в качестве эксперта писал Игнаций Матушевский: "Подобные зеркала играли немалую роль в магии, ибо они служили, наряду с кристаллами (…) для того, чтобы вызывать определенного рода духов (…). Маг, всматривающийся длительное время в блестящую поверхность, замечал в ней образы местностей или людей (…). По крайней мере, рассказы об опытах подобной категории, проводимых ранее в Европе (Джон Ди), звучат весьма подобно" ("Колдовство и медиумизм. Исторически-сравнительное исследование").

А вот иной польский ученый, Рышард Гансинец:

"Успехи в сфере оптики, когда Ди экспериментальным путем смог вызывать призраки, непонятные для непосвященного, смогли склонить его к занятиям кристалломантией, процесс которой, с научной точки зрения, принадлежал области оптики" (Кристалломантия").

Наряду с магическим зеркалом, Ди владел еще и магическим кристаллом. "Кристалл этот, в форме померанца (…), маг приказал установить на золотом основании, и в течение всей жизни пользовался ним с огромным почтением (…). Его медиум, Келли, непреложно верил в реальность призраков, показывающихся в кристалле (…). Располагая столь чудесным источником информации, Ди сделался пророком" (Бугай).

Человеком, который привел к приезду Джона Ди в Польшу, был серадзкий воевода, Альбрехт Лаский. Он выехал в Англию в 1583 году и посетил Джона Ди в Мортлейк, где 2 июля знакомая волшебника, Мадини, предупредила всех, что им грозит заказное убийство (эти и другие подробности я черпаю, среди прочего, из книги M. Casaubon "A true and faithful Relation…", Лондон 1659). Так каким же весом должны были обладать разговоры поляка с англичанином, если уже на том этапе, всего лишь вступительном для ангажирования Батория в попытку добычи пурпурного серебра, все дело пытались сделать невозможным путем заказного убийства? "Помимо того, в своем дневнике Ди вспоминает о каком-то шпионе, который тайно следил и наблюдал за ним в Мортлейк. В этой напряженной, переполненной беспокойством ситуации Лаский вместе с Ди и Келли приняли неожиданное решение покинуть вместе с семьями Англию и выехать в Польшу" (Бугай).

23 мая 1585 года польско-английская троица предстала перед королем Стефаном Баторием в неполомицком замке. Баторий, храбрый венгр, посаженный на польский трон, интересовался тайным учениями ("Выезжая в Польшу, он советовался с астрологами, в том числе и срок своего брака с Анной Ягеллонкой определил на основе указаний астрологов"). Интересовала его и жадность восточного соседа, Ивана Грозного, поэтому в 1579, 1580 и 1581 годах он предпринял три победных похода против России, которые на какое-то время притормозили империалистические намерения Ивана, по крайней мере, в военной сфере. В 1578 году, когда он принял решение о первой из этих экспедиций, его пытался отговорить от нее "ради добра страны" доверенный советник, придворный чернокнижник Вавржинец Градовский, только монарх не прислушался к его советам. Тогда "Градовский (…) попытался в 1578 году отравить короля, за что был посажен в тюремную камеру в Раве. Само же дело вышло на свет по причине обвинения Градовского некоей "старой колдуньей" (Бугай).