— Как я уже говорила Алексу, у нее ужасные воспоминания, и ей кажется, что она вернулась в поместье, а то, что она вспомнила, случилось там ночью, и это нечто ужасное. Но я все время спрашиваю себя, как же она собиралась сбежать от этого человека? Я уверена, что он все равно нашел бы ее где угодно и отобрал бы тебя, Ричард. И тогда только один Бог знает, что бы он с ней сделал, потому что в тот вечер после концерта он явно собирался убить ее и Тимоти. Когда я увидела ее тело, я ужаснулась. Я знаю, что у нее нежная кожа. Об этом до сих пор можно судить по ее лицу. Но я не думаю, что на ней быстро появляются синяки. Однако ее тело почти полностью покрыто метками, это шрамы от глубоких порезов и разрывов кожи. Даже спустя столько лет они хорошо видны: бледные, но явные отметины на коже. Особенно они заметны вокруг лодыжек. Я рассказываю это тебе, Ричард, чтобы ты имел представление о ее психическом состоянии. Должно быть, последнее избиение сильно подействовало на ее мозг, и у нее нарушилась речь. Но я не знаю, почему она все эти годы носила одну и ту же одежду. В какой-то момент обстоятельства ее жизни изменились, но как именно, мы можем никогда не узнать. Она не расставалась с этой одеждой, будто… ну, у меня есть своя теория, но она останется теорией, пока мы не выясним, где она была.
Ричард сел, упершись локтями в колени, подперев голову ладонями. Он долго молчал, потом поднял голову и спросил, глядя на Гленду:
— Могу я увидеть ее?
Гленда смутилась, а потом сказала:
— Ну, она сейчас спит. Она так разволновалась, что мне пришлось сделать ей укол. Она придет в себя через час или чуть позже. Но, конечно, ты можешь увидеть ее. И, — она улыбнулась, — я уверена, это будет для нее счастье, когда она проснется и увидит твое лицо.
— Она, должно быть, как ты и говоришь, узнала тебя в тот день, когда схватила тебя за руку, — заметил Александр.
— Но как это возможно? Ведь мне было четыре года, когда она оставила меня.
Немного подумав, Алекс сказал:
— Возможно потому, что ты очень похож на ее отца. Да, — закивал он, — чем больше я смотрю на тебя, тем больше узнаю в тебе Френсиса, твоего деда. А рот у тебя ее. Но в тебе нет ничего от… твоего родителя, и ничто от него не проявляется в твоем характере, а я тебя знаю с раннего детства.
— Думаю, что я должен быть благодарен Богу за это, — грустно сказал Ричард. — Но когда я думаю о том, как моя бедная мать страдала все эти годы… — И уже совсем другим тоном он обратился к Александру: — И что мне теперь делать?
— Ты должен встретиться с ним и все ему рассказать.