Молчаливое море

Мама обрушила на мою бедную голову массу таких проблем, о которых я и не подозревала. Видно, она долго вынашивала этот разговор. Поначалу мне стало страшно от такого множества неурядиц, ожидающих меня впереди. Но после я сама посмеялась над своими страхами: откуда взяться скуке при любимом муже и увлекательной работе? Тосковали от безделья только чеховские барыньки! А потом у нас, — вслух я об этом не решилась бы сказать, но думать было приятно, — потом появится крохотный Василек, а он-то не даст скучать!

Словом, своим откровенным разговором мама не только не разубедила, а, наоборот, распалила мои мечты. Я вспомнила, как представил меня Вася отцу в гостинице, и впервые почувствовала всю значимость нового своего звания — невеста. Ведь надо не только выдержать испытательный срок до сввдьбы, но и не заронить в душу любимого человека и зерна сомнений!

Как глупо я разыгрывала Васю в разговорах, на танцевальной площадке! Нет, все, решила я. Танцы и вечеринки — побоку!

Назавтра я проснулась в отличном настроении и, на удивление маме, все утро распевала, переделав на свой манер песню Сережки Добрынина:

И приятно мне и лестно,
Что на людях и в дому
Все зовут меня морячкой,
Ведь известно почему!  

Глава 12

Рассказывает автор:

После целого месяца тиши и глади Средиземное море показало свой норов. Накануне все прибрежные радиостанции сообщали об идущем с Атлантики мощном циклоне, но небо было таким безоблачным, что Портнову невольно вспомнились извечные шутки о синоптиках.

Но вскоре горизонт со всех сторон обложили клочковатые тучи, они разрастались с пугающей быстротой. Шторм заявил о себе тропическим ливнем, несколько часов подряд полосовавшим и пузырившим серую, вмиг полинявшую воду.

Ошалевшие дождевые потоки вприскачку мчались с надстроек и палуб «Величавого», хрипели в захлебывающихся шпигатах. Провиснувшие брезенты чехлов держали на себе целые озера.

Потом дождь внезапно перестал, будто кто-то закрыл наверху шлюзы. Наступила странная своей неестественностью тишина. Чуть парило неподвижное, прибитое дождем море, не ощущалось даже малейшего дуновения ветерка, а в круглом, похожем на дно глубокого колодца, разрыве облаков застряло блекло-желтое, совершенно не слепящее глаз солнце.

— Угодили в самый центр бучи, — сердито проворчал Неустроев, меряя шагами ходовой мостик. — Проверить крепление механизмов и грузов по-штормовому! — скомандовал он по боевой трансляции.

— Заодно и траванем! — подмигнул Портнову капитан-лейтенант Исмагилов. — Ты как переносишь качку? — спросил он своего дублера.

— Не знаю, — пожал плечами лейтенант. — В хороший шторм я еще не попадал. Проверить себя негде было.

— А я исправно отдаю дань Нептуну! — с улыбкой, будто говорил о чем-то веселом, сознался Исмагилов. — Но адмиралом я все равно стану! — сделал он шутливую гримасу. — Тем более, что в истории есть прецедент — адмирал Нельсон. Биографы утверждают, что укачивался он, как дитя, и сражения выигрывал лежа на боку.

— Вам, Исмагилов, залечь не удастся, — с усмешкой глянул на вахтенного офицера Неустроев. — Так что готовьтесь к шторму заранее.

— Есть готовиться, товарищ командир! — браво откликнулся капитан-лейтенант и тут же, надув щеки, прокричал в переговорную трубку: — Сигнальщики, брезентовое ведро на ходовой мостик!

А на воде уже появилась широкая белая полоса, словно мчалась навстречу «Величавому» стая неведомых морских животных, срывая пенные клочья с ощетинившегося моря. Походя волны обдали брызгами накренившийся ракетоносец, с шипением прокатились через его палубу.

Следующий шквал набежал совершенно с другого направления, а после загудел-засвистал ветер в снастях, разгоняя вокруг «Величавого» водяную крутоверть. Стальное тело корабля то судорожно вздыбливалось, то валилось из стороны в сторону, выписывая мачтами замысловатые вензеля.

У Портнова помутнело в глазах, неприятный ком подступил к горлу, но он поборол тошноту, вздохнув глубоко всей грудью.

— Побудь за меня минуту, я сейчас, — шепнул Исмагилов, повернув к дублеру бледное с прозеленью лицо.

Портнов согласно кивнул головой, глядя по сторонам и замечая, как разительно переменилась обстановка на ходовом мостике. Здесь стало тесней и неуютней. Люди с трудом сохраняли равновесие, удерживаясь за тумбы приборов. Корабль шел самым невыгодным курсом — почти лагом к волне.

Исмагилов вернулся веселым и жизнерадостным.

— Вот вытворяет штормяга! — цокнул он восхищенно языком. — Волны аж в трубу захлестываются! — И тут же осекся, почувствовав, что никто не разделяет его восторгов.