Мокрая вода

Вот и переход – на «Площадь Революции». Нет уж – дудки! В этот раз – не упущу.

Вдруг отмахнётся от меня, не вспомнит ту встречу? Но – иду!

Поезд подлетел. Втиснули её в вагон, двери сдвинулись, захлопнулись перед моим носом.

Неужели – опять неудача?

С соседней дверью боролся здоровенный дядька. Метнулся к нему. Двери приоткрылись, успел протиснуться!

«Павелецкая» кольцевая.

Странно, – успел подумать, – почему не «Таганская»? Она вышла. Я ринулся следом, отмечая боковым зрением, что людей вокруг – нет. Навстречу мелькнул серебристый балахон, словно облачко набежало. Ощутил лёгкое касание воздуха. Летит невесомо. Лицо закрыто большим капюшоном. Блеснуло что-то. Браслет, пуговица? Промельк.

Словно бы и не было!

Сейчас, в конце коридора должна быть развилка. На кольцевой станции все переходы – одинаковые. Можно с закрытыми глазами двигаться.

Но – лестница-то – прямо! Странно! Точно ведь – кольцевая, не радиальная!

Пустой перрон. Ничего не понимаю, вот ведь – только что была!

Может быть, она тогда случайно в метро оказалась, а обычно ездит наземным транспортом? И тогда смысла нет совсем в моих метаниях и поиске бесконечном. Напрасные хлопоты.

– «Осторожно, двери закрываются.

Следующая станция «Новокузнецкая». Грузовой поезд проехал без крыши, четыре вагона. Посвистел, повёз запчасти в депо.

* * *

Перевёртыши! Обман, пустота внутри, нереальность.

Опять – обман!

И где он – самый первый? Когда вместо титьки мамкиной – пустышку подсовывают?

А с другой стороны – что же, – всю жизнь к груди припадать»? В чём сейчас трагедия, Боб? Перестань себя накручивать на ровном месте. Жизнь продолжается, и нарождаются новые люди. Мамы плавно перетекают в бабушек и весь свой опыт передают внучкам.

И, как «политическое завещание», – сказку про Золушку, веру неистребимую в то, что был бы Принц, а уж мы его не упустим! Бусы купим, кольцо в ноздрю, серёжки в ушки, пирсинг в пупок. Охмури!

И вот, пожалте – прынцесса, и все падают ниц, мордой в мрамор. Отмоют её красивую, но пока неухоженную дуру, причешут, локоны её уложат, платье шикарное, свадьба красивая. Принц возьмёт за руку, и пойдут они в светлое Завтра!

А жизнь – другая. И появляются феминистки, решившие однажды не ждать Принца, в безнадёге, как автобус на остановке, а ковать своё маленькое счастье, своими же маленькими ручками. Одинокие спецназовки жизни, привыкшие надеяться только на себя. Стойкие оловянные солдатики.

Всё бы хорошо, но каждый месяц в ней «часы», тикают, напоминают – рожать пора!

Великий, вечный зов.

И счастье в этом, Богом данном «авансе», и труд огромный, но и радость, и усталость радостная от созидания. А более всего – ответственность. Рискуя здоровьем, жизнь укорачивая, рожать и нянчиться. Не думая о героизме этом каждодневном. Разве солдат перед броском в атаку думает о своём геройстве? Сам подвиг – это миг. А до него и после – жизнь. Такая разная «до» и «после».

Однажды наблюдал в регистратуре: с той стороны окошка, входит тётка корпулентная и говорит:

– Девчонки – завал!

И начинает рассказывать, и ясно видно – вот она по жизни сорванец, и он в ней поселился навсегда, а окружающие не понимают этого, не видят и не чувствуют. Удивляются, пытаются привести в соответствие:

– Глянь – ты же ТЁТКА!

Они уверены, – им со стороны это очень заметно. Им же не видны большие, с саму голову размером, лёгкие, белые банты!