Моё солнечное наваждение

— Нина… — Герман вздохнул, постарался скрыть жалость во взгляде, обращенном на женщину, которая его воспитала, любила, оберегала, поддерживала в любых ситуациях, когда весь мир ополчался против, безоговорочно стояла на его стороне.

У Дмитрия Глубокого действительно был старший брат по отцу. Много лет они не общались, лишь слышали друг о друге. Отец Глубокого женился в первый раз рано, до того, как забрали в армию. Ребёнок, как часто случалось в те года, появился на свет в первый год брака. С молодой женой жили в непрекращающихся конфликтах, вот развод и не заставил себя ждать. Вскоре бывшая жена уехала в Израиль, воспользовавшись репарацией, там её след потерялся на долгие годы. Глубокий-старший вторично женился спустя пятнадцать лет, во втором браке родился единственный сын — Дмитрий.

Брат нашёлся сам в пору бума социальных сетей. Они с матерью осели в США, Эндрю — так звали старшего брата, по-русски Андрей, — выучился на врача, имел частную практику, был доволен жизнью добропорядочного американца и нечасто вспоминал о родине.

Дмитрий и Эндрю редко общались. Время от времени встречались в Штатах, когда Дмитрий оказывался там по делам. Один раз Эндрю приезжал в Россию, навестить семью нашедшегося родственника, могилы бабушек, дедушек, почившего отца. Приехал он и на похороны брата, выглядел искренне расстроенным, выражал сочувствие вдове, Герману. Удивился, когда узнал, что некоторые из редких изданий книг Дмитрий оставил ему, в знак доброй памяти, однако по сей день их не забрал — таможенные препоны.

Согласился пройти ДНК тест на родство с наследницей Глубокого. Ни Герман, ни Нина не могли поверить в происходящее, доказательствам, прилагаемым к завещанию, документам не хотели верить. Слишком картинно, наигранно, как в третьесортном кино.

В те дни, дни полные безумия, жгучей обиды, ревности, непрекращающейся боли от потери близкого человека, Герман готов был сражаться с кем и чем угодно, чтобы отстоять правду, вывернуться наизнанку, но доказать своё. Истина оказалась проста, как кусок белого картона: Ярина биологическая дочь Дмитрия Глубокого.

Нина тогда буквально помешалась, не спала, не ела, не мылась. Ходила неприбранной тенью по дому, раскатисто смеялась, выла, часами смотрела в одну точку. Герман уже собирался вызвать специалистов, когда она пришла в себя, заявив, что обязана во всём убедиться лично.

Глава 11

Они отправились в Приэльбрусье, в крошечный курортный городок, живущий лишь за счёт туристов. Нина молчала всю дорогу, не произнесла ни звука, варилась в своей непрекращающейся агонии. Герман решал неразрешимое: как лишить причитающегося новоявленную «наследницу». В воображении в ход шли любые средства. Суд, обман, подкуп должностных лиц, родственников. Марков никогда не слыл мягкотелым, готовым смириться с незавидной участью. Ролью второго плана, которую отвёл ему Дмитрий Глубокий. За своё он был готов сражаться с целым миром, не то что с сопливой «наследницей». Герман готовился уничтожить любые следы, доказательства родства девчонки с Глубоким, единственное, о чём не помышлял — физическое устранение. Жалкие остатки человечности, крохи совести, теплившиеся под спудом помутнённого разума, не позволяли.

Сражаться оказалось не с кем. По указанному адресу никто из родных «наследницы» не проживал. Соседи, вздохнув, рассказали, что Марийка — мать Яры — умерла два года назад, а прабабушка переехала в соседнее село, не смогла жить в осиротевшей квартире. Яру забрали в детский дом, какой именно — никто не знал. Органы опеки не могли помочь, информацию о подопечных посторонним людям, без решения суда или звонка вышестоящего руководства, не давали.

Пришлось ехать в село, где в развалившемся «семейном» доме жила прабабушка «наследницы», коротая время в холоде, среди гуляющего сквозняка и тряпья, годного только на растопку: отстирать лохмотья, привести в божеский вид было невозможно.

— Забрали Яру, не оставили мне, — прошамкала старуха на вопрос Германа. — Старая я, сказали.

— Куда забрали? Адрес известен? — Он старался быть терпеливым, не торопить то и дело сбивавшуюся старуху. Та путала имена, дни недели, не могла вспомнить, ела ли она сегодня и что именно.

— Письма, — кивнула бабка. — Адрес на конверте пишет.

Герман пробежал взглядом по бумажным доказательствам существования «наследницы». Строчки, написанные детской рукой, сообщали: живёт девочка хорошо, еда вкусная, воспитатели добрые, ребята сплошь хорошие, все с ней дружат, никто не обижает. Адрес, как обещала старуха, был аккуратно выведен на каждом конверте. Герман покрутил листы, едва не сплюнув от досады за незнакомую девчонку, которую ещё несколько часов назад собирался оставить без копейки отцовских денег. Кто отправил ребёнка в приют за несколько тысяч километров от родного дома, друзей, бабушки? Здесь ей могли оказать поддержку сердобольные соседки, школьные подружки, учителя, создавая иллюзию нормального существования, а там?