Моя жизнь. Том II

Теперь у Вагнера было все, о чем он мечтал: комфортный дом, семья, спокойная обстановка для творчества, друзья, среди которых он особенно выделял Фридриха Ницше. Вернее, у него было почти всё: дом не принадлежал Вагнеру, Козима до сих пор не являлась его законной женой, творческое вдохновение все чаще нарушалось вмешательством внешних сил в лице в первую очередь короля Людвига II. Даже Ницше не всегда оправдывал ожидания Вагнера, хотя пока в его преданности и чуть ли не «обожествлении вагнеровского гения» композитору сомневаться не приходилось.

4 августа 1869 года Ницше восторженно писал: «…последние дни я снова провел у моего высокочтимого друга Рихарда Вагнера, который любезно предоставил мне право на неограниченно частые визиты и был очень сердит, когда я однажды в течение четырех недель ни разу этим правом не воспользовался. Ты, наверное, сможешь оценить, сколь многое я приобрел благодаря этому разрешению, – ведь этот человек, о котором до сих пор еще не высказано ни одного полностью характеризующего его суждения, выказывает во всех своих свойствах такое безоговорочное, несомненное величие, такой идеализм дум и воли, такую недостижимо благородную и теплую человечность. Такую глубину жизненной серьезности, что мне все время кажется, что передо мной – избранник столетий»[673].

В письме от 7 ноября 1869 года есть еще более показательные строки: «Я использую возможность публичных выступлений для разработки мелких деталей моей системы, как я сделал уже, к примеру, в своей речи по поводу вступления в должность. Разумеется, Вагнер в высшей степени полезен мне при этом – в первую очередь как образец, который непостижим с точки зрения бывших до сих пор эстетических взглядов (курсив мой. – М. З.)»[674].

Вагнеру, безусловно, льстило преклонение молодого профессора. В его швейцарском уединении общение с человеком, жаждущим и, что наиболее важно, способным воспринимать идеалы, дорогие его сердцу, было подобно глотку свежего воздуха. Но не более! Не стоит преувеличивать обратного влияния – Ницше на Вагнера. Его не было!

Вагнер лишь в какой-то мере близок к идеям Ницше в своих литературных трудах конца 1840-х – 1850-х годов, в которых он выступает ниспровергателем авторитетов, в том числе и религиозных, революционером, призывавшим отречься от «старого» искусства во имя торжества нового и т. д. К моменту знакомства с самим Ницше он давно шел по собственному пути, и ничего ницшеанского уже не найти ни в «Кольце нибелунга», ни тем более в «Парсифале» – красноречивом антиподе философии Ницше. А лишь в своем творчестве Вагнер предстает подлинным Вагнером. Так, например, полнейшим непониманием философского замысла композитора является трактовка образа Зигфрида как «сверхчеловека»; к нему скорее уж можно отнести ницшеанское «человеческое, слишком человеческое». К тому же композиция «Зигфрида» была завершена Вагнером еще в 1856 году! Не говоря уже о том, что характеристики этого персонажа в корне не менялись со времен работы и над «Юным Зигфридом», и над «Смертью Зигфрида», относящейся, опять же, к 1850-м годам. Следовательно, повторимся: никакого влияния Ницше на творчество Вагнера нет.

Но при этом в своем духовном одиночестве Вагнеру было необходимо общение с человеком, равным ему по духу. Отсюда и берет начало некая тирания стареющего Вагнера по отношению к своему значительно более молодому другу.

Однако спокойные дни в Трибшене к лету 1869 года были нарушены волнениями, связанными с непременным желанием Людвига II поставить первую часть тетралогии «Кольцо нибелунга» – «Золото Рейна» – в Мюнхене. Вагнер был категорически против, чтобы опера была поставлена отдельно от всего «Кольца». Но Людвиг II, которому Вагнер в свое время продал права на свое произведение, настаивал на постановке и не собирался ждать неопределенное время. Ведь вся тетралогия к тому времени еще не была закончена (Вагнер лишь начал работу над «Сумерками богов»), да и постановка полного «Кольца» в условиях Мюнхенского Придворного театра была бы невозможна.

Конфликт с королем обострился тем, что из солидарности с желанием композитора друг Вагнера дирижер Ганс Рихтер[675] и исполнитель партии Вотана Франц Бетц[676] отказались от участия в спектакле. Репетиции были на время остановлены. Но лишь на время! Людвиг не отступился от своего желания и теперь был настроен решительно против «Вагнера и его сообщников». В свою очередь Вагнер послал письмо с угрозами новому дирижеру Францу Вюльнеру[677]: «Руки прочь от моей партитуры! Это я вам советую, господин; иначе убирайтесь к черту!»[678]