Читаем Моя жизнь и стремление. Автобиография полностью

Ничего другого и быть не может, потому что то, о чем я рассказываю, еще не закончено и потому, что множество навязанных мне судебных процессов направлено на меня как угрожающее оружие.

Кроме того, жестокие боли мешают мне писать так, как бы хотелось. Никакой Самсон и Геракл не смогут выдержать в течение десяти лет каждый день по четыре стопки писем и газет, переполненных ядом, презрением и злорадством.

Дух и душа остались сильными. Во мне они совсем не изменились.

Моя вера в Бога и моя любовь к людям не поколебались.

Но мое тело, которое раньше казалось таким несокрушимым, наконец-то захвачено. Оно хочет рухнуть.

Год как у меня пропал естественный сон. Если хочется отдохнуть несколько часов, приходится прибегать к искусственным средствам, к снотворным, которые только оглушают, но не безвредны. Я даже не могу есть. Всего несколько кусочков в день, которые заставляет меня съесть моя бедная, добрая жена. Но зато есть боль, непрекращающаяся, жуткая боль в нервах, что тянет меня по ночам и вырывает у меня из рук перо по сто раз в день!

Я чувствую себя так, будто должен непрерывно кричать, звать на помощь. Я не могу лежать, сидеть, ходить или стоять, но все же мне приходится делать все это. Я хотел бы умереть, умереть, умереть, и все же я не хочу и мне не позволено, потому что мое время еще не истекло. Я должен делать свою работу.

Моя задача? Да, моя задача!

Наконец-то, наконец-то я осознал ее. Она точно такая же, как я предполагал, и все же совсем, совсем другая.

Я уже говорил: проблема Карла Мая как и проблема всех остальных смертных, проблема человечества в физическом облике.

Но в то время как большинство людей призвано лишь представлять определенные этапы большой проблемы в своем маленьком узком кругу, есть и другие, те, кто сталкивается с трудной задачей выразить ее, даже и в небольшом масштабе, но не в деталях, а в целом. Многие из них представляют части человечества, но эти немногие представляют собой образы человечества.

Многие могут сохранить свой узкий круг чистым, таких — десятки людей, они могут даже показаться образцовыми людьми.

Но немногим дарованы добродетель и грех, чистота и нечистота всего человечества в той же пропорции что и эта: они могут стать известными генералами или грубыми убийцами, великими дипломатами или известными мошенниками, успешными финансовыми гениями или мелкими карманниками, но никогда не станут примерными подражателями. Им не даровано благостное счастье бессознательной посредственности.

Если жизнь сильнее их, то они мечутся между добродетелью и пороком, между высотой и глубиной, между ликованием и отчаянием, пока не рассеются в облаках или не разобьются в ущельях.

Если они сильнее жизни и если они рождены в счастье, то они будут пролагать свои сияющие пути в величественном спокойствии; если же они родились перед очами презрения, бедности и нужды, то они достигнут своей цели своими действиями, потому что должны ее достичь, но сопротивление, которое им придется преодолеть, будет жестоким, неумолимым, и прежде, чем они, поднявшись туда, смогут издать свой победный клич, они устало рухнут, измученные, чтобы закрыть глаза на этот мир.

На самом деле каждый должен знать к каким людям принадлежит, или по крайней мере следует подумать об этом.

Я выполнил это, и пришел к убеждению, что я не должен был претендовать на дешевое невозмутимое среднее счастье, но должен был познать человеческие страдания в их глубочайших безднах, чтобы от них продвигаться вверх, поднимаясь упорно и стремительно, как человечество из потоков пота и крови, и требуются тысячелетия, чтобы преодолеть это.

Я также убежден, что мне суждено было встретить упорное сопротивление, которое все еще противостоит мне сегодня, и что я не должен жаловаться на это, потому что я был к нему готов, так же как и человечество, которое продвинется быстрее, если наконец, пожелает прекратить препятствовать своему собственному пути.

Как видите, я никого не обвиняю, кроме себя.

Если я говорил в этой книге слишком жестко или резко, если я поступал несправедливо или непокорно, то ни в коем случае это не было преднамеренным или запланированным, но это была еще не полностью преодоленная Анима, проявляющаяся так.

Пока человек движется в низшее, а мне приходилось делать это более чем достаточно в этом описании моей жизни, низшее имеет над ним власть, и я не мог быть неправдивым, я должен был писать так, как это принесла окружающая среда, мир.

Но теперь, когда я подхожу к концу и начинаю дышать лучше, и воздух чище, я также чище и свободнее в том, о чем пишу, и ко мне возвращаются силы к преодолению всего, что желает меня озлобить.

А причин для озлобления и горечи было более чем достаточно.

Я говорю только о последних десяти годах и побочных эффектах дел Мюнхмайера.

Это происходило со стороны моих оппонентов, и соответственно, их адвоката Герлаха, такими способами, которые я раньше считал совершенно невозможным.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии