Моя жизнь и любовь. Книга 2

Я склонен утверждать, что такое отставание в интеллектуальном развитии правящих кругов британского общества стало одной из важнейших причин Мировой войны. Только Великобритания не спешит это признать. Когда с 1900 по 1910 год стало ясно, что Германия обогнала нашу страну не только в производстве стали, но и в добыче руды и угля, англичанам следовало бы задуматься над тем, сколь дорого им обходятся презрение к наукам и любовь к спорту. Им следовало привести свой дом в порядок в высоком смысле этих слов.

Вот уже сто лет Великобритания посылает своих самых способных сыновей править Индией. Ей следовало бы узнать от Макиавелли, что каждое владение римлян, не колонизированное латинянами, было источником слабости империи во время войны. Британия должна как можно скорее уйти из Индии и Египта и сосредоточить все свои силы на развитии собственных колоний, которые всегда будут торговать с нею и по сентиментальным причинам, и по привычке. Канадец покупает в шесть раз больше английских товаров, чем американец, а австралиец тратит на английские товары в двадцать раз больше, чем на немецкие, несмотря на превосходные качества немецкой продукции. Хуже всего то, что британские правители еще не доросли до постижения такой элементарной истины.

В то же время рост экономики Германии и ее энергичная интеллектуальная жизнь укрепили меня в убеждении, что путем национализации земли и социализации основных отраслей промышленности (таких как железные дороги, газовые и водные компании, которые слишком велики для индивидуального управления) можно было бы не только поднять массу английского народа на гораздо более высокий уровень, но одновременно усилить его трудовую энергию. Несомненно, было бы разумно удвоить заработную плату рабочего, когда вы могли бы таким образом повысить производительность его труда. Кроме того, национализация железных дорог, газовых, водопроводных и горнодобывающих компаний дала бы пяти миллионам мужчин и женщин стабильную и надежную работу и достаточную заработную плату для обеспечения достойных условий жизни; еще пять миллионов рабочих могли бы быть заняты на земле, сданной им в пожизненную аренду, и таким образом Великобританию можно было бы сделать полностью независимой, а ее власть и богатство значительно возросли бы.

Я рассказываю все это, потому что решил стать социальным реформатором и начал практиковать импровизированные выступления по крайней мере по полчаса в день.

* * *

После трех семестров я отправился из Геттингена в Берлин. Это было время, когда в душе моей все аргументы пересилила потребность в зрелище – в театре и художественных галереях, потребность в пульсирующей жизни большого города. Но в Берлине было что-то провинциальное. Я называл его Welt-dorf – Мировая деревня. Несмотря на это я многому там научился.

Прежде всего, я несколько раз присутствовал на публичных выступлениях Бисмарка и навсегда запомнил его как воистину великого человека. В те дни я пришел к выводу, что если бы он не родился юнкером в привилегированном семействе и не стал студентом корпуса в придачу, Бисмарк мог бы стать таким же великим социальным реформатором, как Карлайл. Как бы то ни было, он сотворил из Германии почти образцовое государство.

Однажды в рейхстаге некий социалист обвинил Бисмарка в том, что он многому научился у Лассаля[47]. Тот сразу же выступил вперед и опроверг своего критика, заявив, что не имеет чести знать этого необыкновенного человека и не имел возможности общаться с ним. Я полагаю, что именно Бисмарк осуществил первые шаги по социализации немецкой промышленности. Он основал земельные банки, чтобы на разумных условиях ссужать деньги фермерам. Бисмарк также осмелился первым национализировать некоторые немецкие железные дороги и муниципализировать газовые и водные компании, чтобы обеспечить расширение государством системы каналов.

При его благодетельном деспотизме муниципалитеты Германии также стали инструментами прогресса – трущобы исчезли из Берлина, а жилье бедняков вызывает восхищение даже у случайных иностранных гостей. Его бюро по трудоустройству предоставляли нуждающимся подходящую работу.

Только через сорок лет в Лондоне стали робко копировать некоторые прогрессивные начинания Бисмарка. Не будет преувеличением сказать, что он за несколько лет практически ликвидировал бедность в Германии.

Сам великий министр ожидал, что его попытки поднять низший класс на достойный свободного человека уровень подорвут промышленный прогресс и затруднят капитанам промышленности накопление капитала, но в этом он ошибался. Да, Бисмарк оказал поддержку и дал надежду очень бедным, и этот стимул для наиболее многочисленного класса оживил промышленность всей нации. Немецкие рабочие стали самыми эффективными в мире, а за десятилетие до великой войны главные отрасли немецкой промышленности (в частности, производство стали и железа, которое двадцать лет назад не составляло и 50% от английского) стали в три-четыре раза производительнее и, получая солидную прибыль, сделали конкуренцию с Германией практически невозможной.