Моя жизнь и любовь. Книга 2

В Геттингене я узнал немало особенностей немецкой университетской жизни и провел больше времени на Pauk-boden[40] (дуэльной площадке) и в Студенческом корпусе[41], чем на социалистических собраниях. Благодаря моему превосходному немецкому языку меня везде принимали как немца, и вскоре я обнаружил причину необычайного превосходства немецких студентов почти во всех областях жизни. Думаю, что именно это понимание позволило мне предсказать колоссальное развитие немецкой промышленности и немецкого капитала за двадцать лет до того, как все случилось.

Император Германии того времени[42], дед нынешнего[43], должно быть, имел на редкость хорошую голову, иначе он никогда не нашел бы Бисмарка и не передал бы ему почти королевскую власть. Но я склонен думать, что мудрость Вильгельма I проявилась столь же ярко и в другом деле.

Желая прежде всего укрепить свою армию, он призвал на королевский совет Вильгельма фон Гумбольдта[44], брата знаменитого ученого Александра[45]. Что делать с постоянно растущим числом студентов, которые год за годом избегают воинскую службу? Фон Гумбольдт рекомендовал сформировать отдельные роты добровольцев, готовых пройти военное обучение в течение одного года вместо трех.

Сначала старый кайзер и слышать об этом не хотел: такие вояки, по его мнению, уступали бы настоящим солдатам в строевой подготовке и дисциплине. «Все мои солдаты должны быть лучшими!» – было его последнее слово.

Фон Гумбольдт заверил кайзера, что добровольцы в течение одного года быстро станут отборными рекрутами; он спорил и умолял с таким пылом, что, в конце концов, старый император уступил. Тогда фон Гумбольдт заявил, что часть добровольцев, по крайней мере, двадцать процентов, могут стать унтер-офицерами до окончания года. И кайзер согласился, что если так всё и случится, эксперимент будет считаться успешным.

Конечно, первые добровольцы знали, чего от них ждут, и более пятидесяти процентов из них получили желанное отличие. Таким образом, во всей германской армии самыми умными и подготовленными солдатами оказались годичные добровольцы. Позже даже говорили, что самые умные унтер-офицеры были по большей части из добровольцев, но в это обычно не верят, потому что немец очень гордится своими унтер-офицерами и не без оснований – они служат шестнадцать лет. После демобилизации их определяют на хорошую высокооплачиваемую гражданскую службу на железных дорогах, на почте или в полиции. Добровольцы стали бы самой замечательной частью в любой армии. Я знал несколько немецких унтер-офицеров. Они даже бегло и правильно говорили по-английски и по-французски!

Но не только дух, ум и дисциплина армии были чрезвычайно оживлены образованными добровольцами. Армия, в свою очередь, стала оказывать замечательное влияние на школу. Насколько мне известно, ничего подобного ранее нигде не бывало.

Средний и низший социальные классы в Германии захотели, чтобы их сыновья стали добровольцами! Поэтому отцы, матери и сестры призывали своих сыновей и братьев учиться и учиться, чтобы достичь этой цели и через нее прорваться на более высокие ступени социальной иерархии. В свою очередь, это вдохновило магистров и профессоров гимназий и реальных школ. Учителя немедленно воспользовались новым духом: стандарт выпускного экзамена для гимназий с каждым годом ставился все выше и выше, пока не достиг предела, установленного человеческой природой. Уровень этого экзамена сейчас примерно равен уровню второго отличия в Оксфорде или Кембридже, что намного выше уровня выпускников американских университетов.

В Великобритании из года в год насчитывается около тысячи таких студентов против ста тысяч в немецких университетах. Я ни на секунду не хочу предположить, что все эти сто тысяч немецких студентов являются интеллектуалами и равны тысяче почтенных ученых английских университетов. Они, конечно, могут быть на том же уровне образованности, но лучшая тысяча из Оксфорда и Кембриджа, по крайней мере, так же умна, как и лучшая тысяча из немецких университетов. Гениальность имеет мало или вообще ничего общего с ученостью, но я утверждаю, что число образованных и довольно умных людей в Германии в десять раз больше, чем в Англии.

Многие англичане гордятся своим невежеством. Как часто доводилось слышать: «Я никогда не мог выучить языки. Во французском отвратительное произношение, я знаю только несколько слов. Немецкий мне совершенно не по зубам. Зато я кое-что знаю о лошадях и буду весьма полезен в банковском деле»… И так далее.

Я слышал, как один английский миллионер, облагороженный своим богатством, хвастался, что у него в доме было только две книги: одна некий «путеводитель» (она же Библия, которую он никогда не открывал), а другая – его чековая книжка.