Потом он сказал, что скоро уезжает, придёт проститься. И вот он не приходил, и я не знала, что это значит. И как-то еду на автобусе домой и у метро Электрозаводская из окна вижу спину Хусейна, идущего от метро, первое желание было сойти тут же, на остановке и догнать его. Но потом передумала, поняла, что ещё не уехал, должен же прийти. И в ту ночь я очень долго не спала, заснула под утро, проснулась уже часов в десять. И увидела — под дверью лежала почтовая открытка, просунутая им под дверь в три часа ночи. Это было прощальное послание Хусейна. Он писал: «Прощайте, я уезжаю. Я очень люблю Юленьку. Тебе желаю счастья. Сообщу свой адрес. Правда я писать не буду. Хусейн».
…Я ходила по улицам и плакала, безутешно плакала. Всё кончилось. Навсегда. Уже не только для меня. Для Юленьки…
А жизнь продолжалась
День ли царит, тишина ли ночная —
В снах ли тревожных, в житейской борьбе
Всюду со мной, мою жизнь наполняя,
Дума всё та же одна роковая, —
Всё о тебе, всё о тебе,
Всё, всё, всё, всё о тебе!..
Будут ли дни мои ясны ль, унылы,
Скоро ли сгину я, жизнь загубя, —
Знаю одно: что до самой могилы
Помыслы, чувства и песни, и силы, —
Всё для тебя, всё для тебя,
Всё, всё, всё, всё для тебя!..
(А. Апухтин / П. Чайковский — романс)
…Так, этими словами романса я надписала фотографию Хусейна. И так я чувствовала ещё много, много лет.
Юленька росла прелестным, но нервным и непослушным ребёнком. Я была нежной и ласковой, но тоже нервной и недостаточно терпеливой, что ли, с ней. А вот бабушка почти всегда находила путь к любимой и обожаемой внучке.
По совету врача — фтизиолога (у Юли была плохая реакция Манту) осенью 1970 года мы отдали ребёнка в трёхмесячный санаторий, расположенный в зелёной зоне Измайлово. А после трёхдневного перерыва — на второй срок, и получилось, что Юля кричала и вырывалась, когда мы на такси везли её домой — она нас забыла! (Потом, правда, войдя в дом, быстро вспомнила его и успокоилась.)
Потом, кажется, целый год, до трёх лет она была дома, в основном, с мамой, ну и я тоже была с ней, работая на дому. Ещё я для разнообразия жизни посещала курсы кройки и шитья в Измайлово и потом иногда себе что-то шила.
Как-то раз Хусейн прислал в конверте свою фотографию, где он был снят в форме младшего офицера — его призвали в армию, фото было с надписью — «для Юли». К сожалению, эту фотку я потеряла вместе с сумкой, в которой её носила, а сумку забыла в телефоне-автомате, я ведь всё время ходила расстроенная. Написала Хусейну (писать надо было на номер почтового ящика, который он прислал), попросила прислать ещё одну такую же, объяснив причину просьбы, но он не ответил.
Потом Юлюня пошла в детский садик, а я ушла из Гипрокоммундортранса и устроилась на работу в институт Союзкурортпроект, находившийся в нескольких остановках от меня на трамвае. Здесь работа была мне совсем незнакома — нужно было проектировать здания санаториев, и для начала мне дали разбираться с витражами; и я усидчиво разбиралась, оставаясь иногда после работы. (Потом наш главный специалист, уходя в другой институт, признался, что поначалу не думал, что у меня получится, а теперь звал меня с собой. Но я отказалась, опять же из-за расстояния). Я была так же, как и прежде, в должности старшего инженера, но у меня под началом были две сдельщицы-чертёжницы и моей задачей было обеспечить их таким объёмом работ, чтобы они не простаивали и зарабатывали, поэтому нагрузка у меня была большая.
Каждое лето я ездила или летала с Юлюней на Чёрное море — В Пицунду к Лиане, в Евпаторию, в Геленджик (где она тяжело заболела простудой и пришлось срочно возвращаться в Москву), в Анапу, где она сломала себе руку, Юля вообще часто себе что-то ломала.
В её 4 с половиной годика я устроила её в ведомственный сад (от МПС — Министерства Путей Сообщения) под Москвой, на пятидневку. И в нём она пробыла до школы, т.е. до 6 с половиной лет.
Я в это время уже работала в другом проектном институте «Союздортранс» — ушла туда с повышением по должности и зарплате — в качестве руководителя бригады. Опять новая работа. Но мне нужно было подниматься в карьерном росте, и я надеялась на себя, на свою работоспособность и свой потенциал. А, вообще, конечно, бросалась в омут.
Тут тоже нужно было заниматься проектированием зданий, но уже другого назначения, но больше мы занимались привязкой придорожных посёлков и станций технического обслуживания на проектируемых дорогах. Здесь я должна была обеспечивать работой тоже двоих молодых инженеров, но, к счастью, не сдельщиц, поэтому можно было работать спокойно, не перенапрягаясь.
Институт находился в каком-то страшном огромном дворе, но сам двор был расположен прямо напротив Кремля, на другом берегу Москва-реки.