- Но любой человек здесь для меня чужой, - возразил я. - Даже с шетом
Абдуллой я познакомился здесь.
- Но ведь вы говорите, что он ваш земляк? Если ваш отец был там
премьер-министром, шет Абдулла несомненно должен знать вашу семью. Если вы
сможете представить его письменное показание под присягой, у меня не будет
никаких возражений. Тогда я с удовольствием сообщу Обществу адвокатов о
невозможности возражать против вашего принятия.
Этот разговор меня возмутил, но я подавил свои чувства. "Если я приложу
рекомендацию Дада Абдуллы, - подумал я, - ее отвергнут и потребуют
рекомендаций от европейцев. Какое отношение мое рождение и мое прошлое имеют
к приему меня в адвокатуру? Разве можно использовать обстоятельства моего
рождения против меня?" Однако я сдержался и спокойно ответил:
- Я не считаю правильным, что Общество адвокатов имеет право требовать от
меня такие подробные сведения, но готов представить нужное вам письменное
показание под присягой.
Показание шета Абдуллы было подготовлено и в должном порядке передано
поверенному Общества адвокатов. Тот заявил, что вполне удовлетворен. Иначе
обстояло дело с Обществом. Оно опротестовало мое прошение перед Верховным
судом, который, однако, отклонил протест, даже не вызвав м-ра Эскомба.
Верховный судья заявил:
- Возражение, что проситель не приложил подлинника свидетельства, неосновательно. Если он представил ложное показание, то его можно
преследовать в судебном порядке и, если вина его будет доказана, вычеркнуть
его из списков адвокатов. Закон не делает различий между белыми и цветными.
Поэтому суд не имеет права препятствовать зачислению м-ра Ганди в списки
адвокатов. Мы предоставляем ему право адвокатской практики в суде. М-р
Ганди, теперь вы можете принести присягу.
Я встал и принес присягу перед регистратором. Как только я произнес слова
клятвы, верховный судья, обращаясь ко мне, сказал:
- Теперь снимите тюрбан, м-р Ганди. Вы должны подчиниться принятым у нас
правилам в отношении одежды выступающих в суде адвокатов.
Я понял, что обезоружен. Повинуясь требованию Верховного суда, я снял
тюрбан, право на ношение которого так отстаивал в суде магистрата. Дело было
не в том, что если бы я воспротивился требованию, то мое сопротивление
оправдать было бы невозможно. Я хотел сберечь силы для более значительных
боев. Я не должен был растрачивать свои силы, настаивая на праве носить
тюрбан. Мое упорство заслуживало лучшего применения.
Шету Абдулле и другим друзьям не понравилась моя покорность (или это была
слабость?). Они считали, что я должен отстаивать право не снимать тюрбана во
время выступлений в суде. Я пытался образумить их, убедить в правоте
изречения: "В Риме надо жить, как римляне".
- В Индии, - сказал я, - отказ подчиниться требованию английского
чиновника или судьи снять тюрбан был бы правильным; но для служащего суда
провинции Наталь, которым я теперь стал, не уважать обычай этого суда было
бы неблагоразумно.
Этими и подобными аргументами я несколько успокоил своих друзей, но не
думаю, что в данном случае полностью убедил их в том, что на вещи надо
смотреть в различных условиях по-разному. Однако на протяжении всей жизни
именно верность истине научила меня высоко ценить прелесть компромисса.
Позже я понял, что дух компромисса представляет собой существенную часть
сатьяграхи. Не раз это угрожало моей жизни и вызывало недовольство друзей.
Но истина тверда, как алмаз, и нежна, как цветок.
Протест Общества адвокатов создал мне широкую рекламу в Южной Африке.
Большинство газет осудило протест и обвинило Общество в подозрительности.
Реклама до некоторой степени облегчила мою работу.
XIX. ИНДИЙСКИЙ КОНГРЕСС НАТАЛЯ
Адвокатская практика была и осталась для меня делом второстепенным. Мне
необходимо было целиком сосредоточиться на общественной работе, чтобы
оправдать дальнейшее пребывание в Натале. Одной петиции по поводу
законопроекта, лишавшего нас избирательных прав, было мало. Чтобы повлиять
на министра колоний, требовалось развернуть широкую агитацию в поддержку
этой петиции. Для этого нужна была постоянная общественная организация. Мы
обсудили этот вопрос с шетом Абдуллой и другими друзьями и решили создать
такую организацию.
Очень трудно было выбрать название для нее. Ее нельзя было отождествить ни
с какой партией. Название "Конгресс" было, как я знал, непопулярно среди
английских консерваторов, но Конгресс являлся жизненным центром Индии. Я
хотел популяризировать его в Натале. Было бы трусостью отказаться от этого
названия. Итак, высказав все свои соображения по этому поводу, я посоветовал
назвать новую организацию "Индийский конгресс Наталя", и день 22 мая стал
днем рождения Индийского конгресса Наталя.
В этот день огромный зал в доме Дада Абдуллы был переполнен.
Присутствовавшие восторженно встретили учреждение Конгресса. Его устав был
прост. Но взносы были высокие. Только тот, кто платил пять шиллингов в
месяц, мог быть членом Конгресса. Зажиточных людей убедили платить, сколько
они смогут. Шет Абдулла открыл подписной лист взносом в два фунта