Моя жизнь

Мне все еще было не до смеха, однако я всегда осознавал свою бренность, и не могу сказать, что это меня слишком беспокоило. Возможно, я очень рано начал задумываться о смерти из-за того, что мой отец умер еще до моего рождения. Кладбища всегда притягивали меня, и я любил их посещать. Возвращаясь из Техаса домой, я задержался в Хоупе, чтобы навестить Бадди и Олли и побывать на могилах отца и деда с бабушкой. Выдергивая сорняки, разросшиеся вокруг могильных плит, я вновь подумал о том, какой короткой была их жизнь: мой отец умер в двадцать восемь лет, дедуля — в пятьдесят восемь, бабушка — в шестьдесят шесть (а мой отчим, похороненный в Хот-Спрингс, — в пятьдесят семь). Я знал, что моя жизнь тоже может оказаться не слишком длинной, и старался извлечь из нее максимум возможного. Мое отношение к смерти очень точно передавала старая байка о сестре Джоунз, самой набожной женщине в местной церковной общине. В одно из воскресений обычно нудный священник прочел потрясающую проповедь. В конце ее он воскликнул: «Я хочу, чтобы все, кто желает попасть в рай, встали». Все прихожане, кроме сестры Джоунз, вскочили на ноги. Священник удрученно спросил: «Сестра Джоунз, а вы разве не хотите попасть в рай после смерти?» Добрая леди подпрыгнула на месте и ответила: «Да, конечно. Простите, я подумала, что вы хотели собрать людей, чтобы отправиться туда прямо сейчас!»

Следующие шесть недель в Хот-Спрингс оказались гораздо более интересными, чем я мог себе представить. Целую неделю я помогал шестидесятисемилетнему рабочему возводить один из сборных домов Джеффа в небольшом поселке Стори к западу от Хот-Спрингс. Старик каждый день заставлял меня работать до изнеможения, зато щедро делился со мной своей грубоватой мудростью и скептицизмом сельского жителя. Как раз за месяц до этого астронавты космического корабля «Аполлон-11» Базз Олдрин и Нил Армстронг, оставив своего коллегу Майкла Коллинза на орбитальном блоке «Колумбия», совершили посадку на Луну и, таким образом, на пять месяцев раньше срока выполнили поставленную президентом Кеннеди задачу — высадиться на Луне до конца десятилетия. Старый плотник спросил меня, верю ли я, что это действительно произошло. Я ответил, что конечно верю, ведь все это показывали по телевизору. Но он не согласился со мной, заявив, что даже не думал им верить, потому что «эти парни с телевидения» могут показать и то, чего никогда не было. Тогда я счел его чудаком. Однако за восемь лет, проведенных в Вашингтоне, я увидел по телевизору много такого, что иногда мне кажется, что он был не совсем неправ.

Много дней и большую часть вечеров я проводил с Бетси Ридер, окончившей школу на год раньше меня и теперь работавшей в Хот-Спрингс. Общение с этой умной, мечтательной и доброжелательной девушкой было отличным лекарством от моих постоянных тревог. Поскольку мы были уже почти взрослыми, нас неоднократно просили участвовать в мероприятиях Ассоциации молодых христиан, проводимых для старшеклассников, и в конце концов мы взяли под свою опеку троих учеников: Джеффа Розенцвейга, отец которого лечил меня, когда я был ребенком, и отлично разбирался в политике, Джан Дирке, тихую, умную девушку, интересовавшуюся проблемами гражданских прав, и Гленна Махоуна, стильного, очень подвижного чернокожего парня с пышной прической в стиле «афро», неизменно одетого в дашики — африканскую цветастую рубаху навыпуск. Мы везде ходили вместе и прекрасно проводили время.

В то лето в Хот-Спрингс произошли два столкновения на расовой почве, и обстановка была очень напряженной. Мы с Гленном решили, что сможем ее разрядить, если создадим смешанную рок-группу из белых и чернокожих и устроим бесплатные танцы на автостоянке у магазина «Кеймарт». Гленн должен был петь, а я — играть на саксофоне. В назначенный вечер там собралась большая толпа. Сценой нам служила грузовая платформа, а публика танцевала и толпилась на мостовой. Примерно час все шло отлично. Но потом один чернокожий красавец пригласил на танец хорошенькую блондинку. Пара выглядела великолепно, вызывающе великолепно, и некоторые белые парни не смогли этого стерпеть. Завязалась драка... Вскоре вокруг нас развернулось настоящее побоище, а парковку заполнили полицейские машины. Этим и завершилась моя первая инициатива расового примирения.