Моя шокирующая жизнь

На ней было платье, которое надевала ее мать на коронацию королевы Виктории, сильно декольтированное и все усыпанное драгоценностями; в то время как всем дамам, носящим звание пэра, предписывается закрытое платье. От шеи до талии она исчезала под колье и брошами с бриллиантами или огромными сапфирами, а на седых завитых волосах расположилась тиара из тех же драгоценных камней. На нос она нацепила очки в тонкой золотой оправе; на ногах были атласные лодочки с заостренными носами, большими пряжками, усыпанными бриллиантами. Так она стояла передо мной: в своем тяжелом платье из ярко-красного бархата с оторочкой из пожелтевшего от времени горностая, и была так непохожа на современных дам-пэров, вынужденных покупать себе платья из нейлона за 25 гиней и позирующих служанке и лакею, которые манипулируют фотоаппаратом. В прохладе голые руки дамы покраснели; так и предстала эта величественная леди из Шотландии (теперешняя ее страсть – разведение собак) в позе, полной счастья и грации. «Подумать только, – пробормотала она с задумчивой улыбкой, – завтра, в пять утра, я оденусь именно так…» Потом повернулась к горничной и предупредила: «Не забудь мне дать флакон с бренди – мне будет так холодно!»

Еще одно приятное путешествие я совершила в Ирландию, куда меня пригласили на ежегодный Антостал[215], чтобы я получила представление об оптовом производстве одежды, новой отрасли промышленности в этой стране, полной перспектив. Приняли меня тепло, и визит завершился посещением Тюльяра[216] в его зеленеющем конном заводе. Эта замечательная лошадь продана Ага-ханом Национальному конному заводу Ирландии. Цена сделки оказалась столь велика, что даже бродяги на улицах Дублина испытывали ощущение, что имеют маленькую часть знаменитого победителя дерби. Я немного грустила, думая о том, что его оторвали от блестящей карьеры скаковой лошади, чтобы обречь на статус эталона.

Затем я села на поезд, захотелось провести немного времени в Италии, быть может, найду в родной стране то, что утолит обуревающее меня беспокойство. Капли дождя струились по стеклам, и казалось, что за окнами фейерверк. (Почему всегда говорят о «небе Италии» и о «земле Франции»?) Сквозь специальные очки для путешествий, которые помогают мне видеть вдаль, я четко различала пейзаж во всех подробностях, как будто он написан Дали или «таможенником» Руссо[217]. Видела промелькнувшую мимо Пизанскую башню, несчастную, не может решить, упасть или нет. Две белые голубки отряхиваются в траве; маленькие церкви в оправе из кипарисов; невероятно старые женщины, согнувшиеся к земле, словно ищут потерянную молодость; молодые девушки шагают с таким вызывающим видом, что молодые люди забывают посмотреть им в лицо; мужчины, молодые и старые, нахальны, ссорятся друг с другом и одеты в строгий черный цвет.

Я чувствовала себя как крестьянин, поднявшийся на заре, чтобы работать в поле, несмотря на дневную жару и на часы дневной сиесты. Он останавливается, когда солнце еще высоко, садится перед домом выкурить трубку и спрашивает себя, достаточно ли позаботился о цветах в своем саду, – и вдруг понимает, что в своем беспокойстве и стремлении получить немедленный результат забыл провести обрезку плодовых деревьев. Так и я, путешествуя на Римском экспрессе, размышляла и задавала себе вопросы. Если бы, например, я не стала тем, кто я есть, кем могла бы стать? Скульптором? Мечта достигнуть совершенства, подобного Пигмалиону[218], сделалась бы неудержимой. Скульптура мне казалась одним из самых близких к процессу творения видов искусства. Сознание, что ты своими пальцами создаешь задуманную тобой форму, имеет в себе нечто необыкновенно привлекательное, глубоко чувственное. Стала бы скульптором – была бы счастлива. И напротив, я не хотела быть художником. Я живу в окружении картин, краски вызывают во мне огромную радость, но меня всегда останавливает отсутствие рельефности полотна.

А жонглером? Что может быть более восхитительным, чем бросать предметы в воздух и ловить ровно в тот момент, когда они почти уже упали, утверждая тем самым совершенное чувство гармонии. К несчастью, пустота меня пугает, вызывает ощущение небытия, – нет, я не могу быть жонглером.

Как насчет доктора? Никогда я не могла бы подчиниться правилу, которое требует сохранять жизнь существу неотвратимо обреченному, страдающему. Будучи доктором, я рискнула бы и восстала… в обстоятельствах гораздо более влияющих на жизнь, чем длина юбки.

Писателем? Возможно. Это был мой первый выбор, но события увели меня с этого пути. Кроме того, уже так много всего написано, мало что осталось сказать.

Кулинаром? Хорошая кулинарка подобна фее, распределяющей счастье. Есть – это не только физическое удовольствие. Хорошее питание наполняет жизнь радостью, значительно способствует доброй воле людей и их согласию друг с другом. В моральном отношении это очень важно.