Я видела подобный балет, исполнявшийся среди ночи на площади перед виллой Ресифе, где участниками были горожане на улицах. Молча, как в состоянии галлюцинации, они танцевали, двигая перед собой в безупречном ритме огромными метлами. Два исхудалых обнаженных подростка плескали из ведер воду им под ноги, соблюдая тот же ритм движений непонятной самбы.
Из Байи меня как будто тянули за веревочку, и я отправилась с сеньором Шатобрианом в Фейру-ди-Сантану[209], где мне предстояло получить орден Вакейрос, до этого им награждались только президент Варгас[210] и Уинстон Черчилль.
В Бразилии с ее огромными расстояниями чаще всего путешествуют на частных самолетах. Очень маленькие, они летают на поразительной скорости над холмами и озерами, кружась и подпрыгивая пугающими рывками, как воздушные змеи.
В соответствии со своей привычкой Шато заснул: для него не существовало ни дня, ни ночи, он спал везде, по пять минут, по часу, затем просыпался в прекрасной форме и переворачивал весь мир вверх ногами. На аэродроме в Сантане нас встречал Альмакио Бонавентура, префект этой области, а также самый старый член национальной гвардии. После взаимных комплиментов и речей нас отвезли завтракать в открытую таверну. Посреди двора был разложен четырехметровый костер, на нем собирались жарить мясо. Я начинала смутно понимать, что меня ожидает.
Со всех окрестных холмов спустились на своих горячих конях вакейру – пастухи из Пернамбуку[211], они много пили и много ели, становясь все более веселыми; вскакивали в седло и проезжали мимо, чтобы показать себя собравшейся толпе. «А теперь, – голосом Шато перекрывался нараставший шум, – настало время приготовиться к смене декораций».
Потом я отправилась в дом префекта, где мне вручили полный костюм пастуха из кожи песочно-желтого цвета, он был очень красивый и мне шел, потому что мои мерки были присланы из Парижа. Но было ужасно жарко…
Я переоделась в ванной комнате с окнами под любопытными взглядами нескольких мальчуганов, будущих молодых петушков. Еще одно меня расстроило: я обнаружила, что по их обычаю в нижних швах брюк оставляют длинные отверстия. Чтобы соблюсти правила приличия, пришлось взять взаймы белые кальсоны префекта. Вслед за этим меня отвели в кораль (загон), где ожидало огромное животное. «Вот ваша лошадь!» – сказали мне.
Захваченная врасплох, я удивленно раскрыла глаза. Я в жизни не садилась на лошадь, и дебютировать в центре Вакведжада (Vaquejada), где мужчины привыкли даже за завтраком не лишать себя выпивки, мне показалось невозможным.
С другой стороны, меня захватило спортивное соперничество, и отказаться было просто неприлично. Я не могла проявить страха, поэтому, стараясь выглядеть совершенно уверенной, очень достойно забралась на лошадь и отправилась, окруженная сотнями смеющихся вакейру, совершить круг по городу и вернуться в кораль. Признаюсь, я попросила очень красивого юношу оставаться поблизости, иногда даже брала его за руку.
Церемония разворачивалась с величием примитивного ритуала. Префект наградил меня, коснувшись моего плеча обнаженной шпагой, и Фирмино, один из вакейру, надел ленту ордена мне на шею. Знаки отличия ордена были выполнены монахами-бенедиктинцами из восхитительно гравированной кожи, но, к сожалению, они были очень большими, чтобы их носить постоянно.
Это единственная награда, которую я когда-либо получала, и ею дорожу.
Прежде чем я спустилась с лошади, меня провели в корале между бешеными коровами, потому что я их боялась больше всего. Итальянский животновод подарил мне половину права владения жеребенком, потомством известной лошади по имени Бразилия.
В Париж я вернулась через Ресифи[212], но оставила за собой в Бразилии маленький холмик в Терезополисе[213]… Его предложил мне сеньор Карлос Гинли, и расположен он был в его владениях, напротив горного озера. Там нет никакого жилья, может быть, когда-нибудь будет стоять палатка. Но холмик есть, блестящего зеленого цвета, под знаменитой скалой, носящей название Палец Бога.
Глава 21