Моя Шамбала

Алексеев метнул молот, побалансировал на одной ноге, проследив за полетом ядра, и опрометью бросился на другой конец поля. Он поднял ядро и долго ходил вокруг лунки, поглядывая на нас, потом вбил кол, сделав отметку броска, и пошел, сияющий, к исходной позиции ближней к нам стороной.

— Сколько, Юрик? — спросил Пахом.

— Пятьдесят два! — белозубо улыбаясь, ответил чемпион.

— Ну, ты даешь! — вежливо удивились мы.

У Алексеева рот растянулся до ушей. Он почистил ядро, не торопясь, надел рубашку и, усталый и довольный, пошел с поля.

— Так он скоро и Александра Шехтеля догонит, а Шехтель чемпион России, — сказал Самуил Ваткин.

— А это сколько? — поинтересовался Монгол.

— Больше пятидесяти четырех метров.

— Так Юрик его скоро и догонит, — порадовался Пахом.

— Может и догонит.

— Мне домой пора, — поднялся Ванька Коза.

— А футбол? — спросил Каплунский.

— Неохота, — отмахнулся Ванька.

Он ушел, не торопясь, вразвалочку, чувствуя, что мы смотрим ему вслед.

— Пошел к курским, — сказал Мотя.

— А то куда ж, — согласился Монгол.

Солнце клонилось к закату, румяня крыши домов и верхушки деревьев, отчего они становились похожими на сказочные картинки из детских книг. Земля за день нагрелась, напиталась солнцем, но за ночь она остынет и утром встретит светило паром и туманом в низинах. Но солнце вновь даст ей тепло, необходимое для жизни. Вечера последних весенних дней выдались сухими и теплыми. Мы сидели на траве, развалясь и лениво пожевывая травинки, А вокруг все дышало тишиной и покоем.

— Миш, а, правда, что Васька Граф сам с Курской? — спросил Сеня Письман.

— Правда.

— А я слышал, что он из монастырских, — возразил Пахом.

— Нет, из курских, точно знаю. Да ты спроси у Козы, он тебе скажет.

— Коза сам не знает. Это курские форс давят, будто Граф их. Бахвалятся.

— Тетя Фира говорит, что вчера на барахолке мужику продали отрез бостона, дома развернул, а там уже рукав от фуфайки, — сказал Семен. — Надо же так сделать. Ведь мужик своими глазами отрез смотрел.

— «Кукла». Жулики могут все что угодно завернуть, комар носа не подточит. Могут показать настоящий отрез, а подсунуть «куклу». Ловкость рук, — объяснил Монгол.

— Это Граф, — решил Володька Мотя.

— Ой, уморил. Будет Граф руки марать такой мелочью. Он по барахолкам не ходит. Это Санька Хипиш. Тот такие штучки вытворяет. А Граф ворует по крупному.

— А, говорят, они работают в паре, — Витька Мотя переменил позу и сел поудобнее. — Я слышал про них такую историю. Сели в поезд, в купе. Ну, Граф в шляпе, при галстуке. Сидит, ведет разговор с пассажирами, о том, о сем, знакомится. Появляется Хипиш. Садится. При удобном случае вытаскивает у Графа, так чтобы заметили соседи по купе, часы и смывается. Тут сразу поднимается шухер. Мол, у вас часы украли. Граф говорит: «Не может быть. Мои часы при мне». «Нет, часов у вас нет». Короче, Граф вызывает всех на спор. Те знают, что часов точно нет, и готовы спорить на все, что у них есть. Граф показывает часы, получает деньги и — прощай Маруся.

— Ловко! — отметил Армен Григорян. Мы засмеялись.

— Санька на базаре быть не мог, — неожиданно заявил Самуил Ваткин.

— Почему это? — приподнялся на локтях Монгол.

— Да потому что он в тюрьме.

— А ты откуда знаешь?

— Помнишь, в прошлом году в мебельном магазине забрали цыган. Хотели магазин ограбить, да не успели?

— Ну? — подтвердил Алик Мухомеджан.

— Так вот, Граф там был главарем, а Хипиш ему помогал.

— А цыгане?

— А цыгане для отвода глаз.

— Знаешь, так расскажи, — потребовал Мотя старший.

— Давай, рассказывай, — поддержали мы Мотю.

— Значит так, — деловито начал Самуил. — Граф с цыганами за 15 минут до закрытия магазина на перерыв покупают шкаф. Долго выбирают, открывают, закрывают, а под шумок Санька прячется в шкафу. Граф платит деньги и договаривается увезти шкаф после перерыва. Когда магазин закрывают, из шкафа вылезает Санька Хипиш, забирает в кассе деньги и снова прячется в шкаф. После перерыва должны прийти цыгане и забрать шкаф с Санькой, но кассирша в самую последнюю минуту обнаружила пропажу денег, и магазин не открылся. Санька слышал топот, шум, ждал, когда все стихнет, уснул и вывалился из шкафа.

— Все это брехня, — после короткого молчания заявил Мотя старший. — Выдумки, никакого Графа нет.

— А кто же есть? — в вопросе Пахома сквозила ирония.

— А никого. Жулики, ворюги есть. Развелось их теперь — только за карман держись. Вчера у прокурорши сумочку в трамвае срезали. Мать говорит, пятьсот рублей было.

— А у нас вчера ночью под окном кто-то ходилходил, потом по стеклу стал скрестись, — шепотом стал рассказывать Семен Письман, — потом как кошкой замяукает, и как кто-то побежит.

— Ты-то чего боишься? — засмеялся Монгол. — У вас воровать нечего. Вот у прокурора!

— У прокурора телефон, — напомнил Пахом. — Когда у прокурорши срезали сумочку, прокурор звонил самому Леве Дубровкину.

— Дубровкина бандюги боятся как огня, — подтвердил Мотя старший. Он порядок наведет. Когда нашли убитого милиционера, помните? Милиция еще облаву на барахолке устроила? Так Дубровкин сразу убийц поймал.