Моя рыжая проблема 1-2

Мы совсем немного прошлись, огибая шатёр по дуге, но лишние звуки как обрезало. Здесь было так тихо, что даже мой неискушённый слух различал суховатый шелест длинных узких листьев и шорох песка, когда налетал ветер. Пахло океаном и душными цветами, слабее, чем обычно в горах, но вполне ощутимо. Небо, кобальтово-чёрное ночью, раскололось на две части: лихорадочный оранжевый восток и молочно-белый запад с узкой тёмной полосой по горизонту, где вздымались горы.

Лао свернулся клубком под деревом, прямо на песке, и похлопал рядом с собой, искушающе поглядывая из-под ресниц. Секунды три я честно игнорировала приглашение, памятуя о пылающих очах Тейта, а потом всё же улеглась, подложив руки под голову.

Пульс постепенно начал приходить в норму, без всякого биокинеза.

— И что тебя так напугало, Трикси?

— Собственные мысли, — призналась я немного смущённо. — Глупо, да?

— Почему же, — ответил он тихо и немелодично, совершенно не похоже на себя, а потому жутко. — Самые страшные твари живут в голове.

Волосы у Лао закрывали половину лица; не видно было, как шевелятся губы, но зато из-за тёплого дыхания усилился исходящий от прядей аромат — тревожный и приятный одновременно; яростная зимняя гроза, ледяной ливень — и раскалённый камень, надвое расколотый молнией…

— И у тебя тоже?

— О, особенно у меня, — улыбнулся Лао и умолк, не отводя от меня пристального взгляда.

Так, словно приглашал выговориться.

— Да ерунда на самом деле, — пробормотала я. Мысли у Лао были — чистый свет, вроде бы открыто настежь, но не прочесть ни образа. И даже смотреть больно. — Просто подумалось… Вот представь, что ты находишься в месте, которое тебя пугает. Много жестокости вокруг, всё такое нестерпимо яркое, чуждое до оторопи, и надо бороться за каждый следующий день. И иногда не за жизнь даже, а за то, чтобы проснуться собой. И ты чувствуешь… беспомощность, что ли. Бессилие. Но всё же, когда оглядываешься по сторонам, понимаешь, что любишь это место. Оно в тебя вцепилось, и отдавать никому не хочет. Надо вырывать его с корнями, оставляя половину себя, а это ужасно страшно. Ведь знаешь наверняка, что даже если там, в конечном пункте, можно зализать раны, что там спокойно и хорошо — сожаления останутся навсегда. И самое полное, безусловное счастье они отравят. И вот в таком положении… Как ты думаешь, что будет трусостью — уйти или остаться?

Когда я начинала говорить, то всё ещё размышляла о том мужчине, пленнике Орсы. А закончила чем-то настолько личным, что щёки загорелись, как от пригоршни снега.

А Лао протянул руку, отводя пряди с моего лица, и улыбнулся:

— Это слова человека, Трикси. Тебе ведь говорили, что значит быть магом?

— Маг — тот, кто изменяет мир вокруг себя, — откликнулась я рефлекторно и прикусила губу. — Красивая философия. Но фактически я никакой не маг, я псионик.

Неуловимым змеиным движением Лао развернулся и придвинулся близко-близко, так, что мы едва не столкнулись носами.

— Открою тебе тайну, — прошептал он. В расширенных зрачках отражалась фантастическая гроза — разветвлённые разряды молний, бурлящие чёрные тучи. — Только никому не говори. Той магии, которой учат в мастерских Лагона, во мне нет ни на каплю. Но, как и ты, я маг. Я изменяю мир… как и ты, Трикси.

— Но…

— Тише. — Лао невесомо прикоснулся пальцем к моим губам, точно налагая печать молчания. — Не спорь. Такая смешная — задала мне вопрос, но уже сама знаешь ответ. Ты не сбежишь, чтобы вечно сожалеть, и не останешься, чтобы вечно бояться. Ты маг.

Я резко выдохнула и перекатилась на спину, уходя от прикосновения. Он был прав, конечно. Не нравится ни один из двух выходов — пробей стену и сделай третий, как говорит мама.

Ага, а пока не можешь пробить — тренируй удар.

…Дышать было как-то удивительно легко. Дул сильный ветер, перегоняя тонкие белёсые облака, а небосвод менял цвет на глазах: оранжевое сияние концентрировалось в одной точке у горизонта, разгоралось ярче и ярче.

Мир не статичен. И, пожалуй, одно это уже придаёт уверенности в своих силах. Невероятно сложно сдвинуть с места мёртвую глыбу, но для того, чтобы изменить траекторию движения, нужно иногда совсем немного.

— Маг, да… Слишком высокая оценка, — улыбнулась я прозрачно-акварельной высоте. — Сомневаюсь, что смогу пройти по правильной дороге до конца, даже если увижу её. Но я благодарна за разговор, правда, — добавила я. И неожиданно призналась: — Знаешь, рядом с тобой мне почему-то очень хорошо.

— Это взаимно, — рассмеялся Лао тихо, шелестяще. Потом замолчал ненадолго, а когда заговорил вновь, то его голос звучал едва слышно, точно внутри моей головы. И всё же это был голос, не мысленный образ.

…Два странника в чужом краю друг другу кажутся роднее.

Как будто кровь у них одна — иного цвета, чем в мире, приютившем их.

Как будто в воздухе развеяна печаль, и непривычен он на вкус, но ни на ближнем, ни на дальнем берегу не отыскать того, кто этот вкус бы ощутил.

И я, как в зеркало, смотрюсь в тебя — и вижу череду зеркал, прозрачных, как вода, и чистых, словно небо.

И ты смотрись в меня, как доказательство — я есть.

Я здесь.