Моя профессия

Я боюсь, что многие читатели скажут: «Что вы нам прописные истины говорите». Что истины это – верно, но, к сожалению, совсем не прописные. Разноусловными куклами полны многие спектакли многих кукольных театров. Я уже не говорю о том, что довольно часто создаются спектакли или кукольные телепередачи «на подборе». Есть такой откровенно халтурный метод. Зайчик из одного спектакля, лиса из другого, бабушка из третьего. Зайчик сделан из байки, лиса из плюша, а волосы бабушки из папье-маше, но это никого и не волнует. На зайчика похоже? Похоже. На лисицу похоже? Похоже. На бабушку похоже? Похоже. А что все они разноусловны, так боже ж ты мой, разве «деточки» об этом думают. Думать об этом деточки, конечно, не думают, а вот ощущать ощущают. Может, выразить не могут, а ощущают.

Одного рода-племени

Но, как это ни странно, даже одному художнику создать единую семью кукол, в полном смысле слова единокровную, совсем не так просто. И теперь, по прошествии многих лет, мы стараемся принимать эскизы непременно все сразу. Всех персонажей. Мало этого, мы стараемся отливать гипсовые формы только тогда, когда вылеплены в глине все головы. Выставив их в ряд, проверяем не только размеры, но и внутренние пропорции, внутренние масштабы. Вы сами понимаете, что щенок сенбернара может быть меньше взрослого сеттера, но по внутренним масштабам он всегда будет крупнее. И нос, и глаза, и уши. Мало этого, сама стилизованность голов и характер условности даже при одинаковых масштабах могут оказаться разными. Для каждого спектакля надо создавать единый критерий условности. Единственный, соизмеримый. Тогда и спектакль станет органично единоусловным. Работая над «Пузаном», мы уже поняли ошибки в этом смысле четырех предшествующих спектаклей и, стараясь создать единоусловных кукол, прибегли к довольно простому, но послужившему для нас хорошим уроком приему.

Все, буквально все головы мы сделали из почти одинаковых токарных шариков, полых внутри. Конечно, шарик, предназначавшийся для головы медведя, был самым большим, а шарик для мальчика был меньше, но ничем другим они друг от друга не отличались. К этим шарикам мы приклеили носы: большие, маленькие, толстые, острые, курносые, горбоносые; уши: большие, маленькие, лопоухие; рты: узенькие, губошлепные, сердечком, разные; нарисовали глаза: голубые, черные, круглые, узенькие, большие, маленькие. Всем выкроили одинаковые широкие халатики: белые, серые, синие, в горошек, разные. И спектакль внешне получился очень цельным.

Часто периферийные, и особенно самодеятельные, театры просят меня: «Нет ли у вас списанных, ненужных вам кукол из снятых с репертуара спектаклей? Нам бы они пригодились, мы сумели бы, взяв из одного вашего спектакля одну куклу, из другого – другую, поставить какой-нибудь спектакль. Нам ведь очень трудно. У нас нет таких больших мастерских, как у вас. Нет таких квалифицированных мастеров. Нам сделать тростевую куклу с подвижной головой и то невозможно».

И вот, чтобы они не посчитали меня жадным, не обиделись на меня, мне приходится долго объяснять, что такое единый прием в искусстве. Лучше сделать плохих, неуклюжих кукол, только пусть они будут одинаковыми. Никогда не разрешайте себе делать спектакль «на подборе». Девочку из одного спектакля, а лешего из другого. Делайте как угодно. Из тряпок так из тряпок, из соломы так из соломы, из дерева так из дерева, пусть даже из консервных банок, лишь бы единоусловно. Тогда спектакли будут органичными, тогда они смогут стать произведениями искусства.

Перед встречей с актерами

Работа над пластическим решением спектакля (анатомия и внешняя характеристика кукол, образное решение игрового пространства, смена мест действия, технология сценического оформления) выглядит в нашем театре на первый взгляд довольно сумбурно, несмотря на то, что при постановке каждого нового спектакля этот этап происходит в той или иной степени одинаково.

Собирается постановочная группа (режиссеры, художник, конструктор) и, так сказать, под председательством постановщика каждый высказывает свои соображения, в результате чего возникает какой-то очень неясный основной прием сценического решения.

Через несколько дней художник приносит не эскизы в полном смысле этого слова, а только наброски эскизов типажей и декораций. Очень часто после первого же обсуждения предложений художника вся его работа летит насмарку, отменяется. Причем с этой отменой согласен и сам художник. Выдвигаются новые предложения, и, значит, через какое-то время художник приносит новые наброски. Вновь возникают обсуждения. Что-то утверждается как найденное, что-то кажется необходимым изменить.

Иногда таких встреч и обсуждений основного решения спектакля, основного художественного приема бывает не так уж много, но чаще они продолжаются и две недели, и месяц, а то и больше.