Моя по умолчанию

– Нет, – она прикладывает ладошку к животу, прислушиваясь к себе. Кисть руки удивительно узкая. Пальцы длинные. Музыкальные. С красиво подпиленными ногтями вытянутой формы. Без лака. Не знаю, какого черта обращаю внимание на такие мелочи. Это глупо. Может, моему закипевшему мозгу просто нужно на что-нибудь переключиться – отсюда и эта ненормальная, прямо скажем, реакция. Но еще ведь и впрямь она какая-то совершенно необыкновенная! Даже Макс, и тот, вон, проникся. Невольно хмурюсь. Как если бы он себе позволил больше, чем следует. Тот влегкую считывает мою реакцию и удивленно вскидывает бровь.

– Вот, Данаюшка Васильевна, разве не об этом я вам говорю? Совсем в столице люди озверели! Бегут, ничего перед собой не видя. Хватают! – бросает на Макса злой взгляд через плечо. – Торопятся. И вы туда же. Разве можно столько работать? Все боитесь не успеть… – причитает девчонка, опускаясь перед Данаей на колени.

– Нюта, ну правда, не стоит так волноваться. Я в абсолютном порядке. Поднимайся.

Да уж, картина – закачаешься. Видно, что девчонка благоговеет перед своей старшей подругой. Впрочем, какое мне дело до их странных отношений? «Ну, все. Отомри, Астахов. Стоишь, как какой-нибудь придурок, открыв рот. Тебе вообще не до дел сердечных», – убеждаю себя, а вот ведь чудо – все равно не двигаюсь с места.

– Ну, что вы стоите? Загораживаете весь проход! Билетов на спектакль у нас нет. Или вам автограф?! – оборачивается ко мне Нюта. На фоне исключительной красавицы Данаи Нюта выглядит нелепым нахохлившимся воробьем. Но таким, что за своего птенца не побоится и на ястреба броситься. – Вот, Даная Васильна. – воробей лезет в безразмерную сумку. – Подпишите уж, и пойдемте к врачу! До спектакля три часа. Можем опоздать к гриму. А вам еще нужно отдохнуть.

Даная как-то растерянно глядит на свою фотографию. Потом пожимает плечами, быстро-быстро что-то на ней записывает и протягивает мне. А я, надо заметить, все еще дико туплю.

– Эм… Спасибо.

– Пожалуйста. На спектакль и впрямь билеты разгребают за полгода, – ее улыбка выглядит извиняющейся. И в то же время какой-то понимающей, что ли? Будто она с такой идиотской реакцией, как у меня, встречается по сто раз на дню.

Даная грациозно поднимается со своего места. Кивает. И обойдя меня по дуге, устремляется за своей… а хрен его знает, кем там ей доводится эта Нюта.

– Да отомри ты уже, – ржет Макс.

Я киваю. Отбрехаться бы от него… да как? Утыкаюсь во всученную мне фотографию.

– Она какая-то актриса, что ли? – туплю до последнего.

– Ты че, Георгий Святославович, с дуба рухнул? Это же Даная Дадина. На нее все худо-бедно толковые режиссёры молятся.

– Что ж. По крайней мере, у меня есть ее автограф, – хмыкаю я, направляясь к выходу. Наваждение постепенно сходит на нет, выветривается на ноябрьском морозе. Я усаживаюсь в машину и возвращаюсь в свою перевернувшуюся вверх ногами реальность.

Глава 2

Даная

– А он ничего так, да, Даная Васильна? – ухмыляется Нюта, демонстрируя острые выпирающие клыки. Они добавляют ее облику что-то воинствующее. Как и разноцветные рваные пряди волос, уложенные торчком при помощи щедрой порции лака. Но на деле более доброго, душевного человека, чем эта девочка, я не знаю.

– Кто? – обвожу взглядом совершенно пустой кабинет.

– Этот, – беспокойные руки Нюты взмывают вверх и расходятся на приличное расстояние. Будто нащупывая контур плеч оставшегося где-то там, за дверью, мужчины. Действительно очень широких плеч, надо заметить. Рассеянно улыбаюсь. Нюта – молоденькая и неопытная. Я же в своей профессии встречала столько красивых мужчин, что в какой-то момент их совершенство абсолютно перестало меня трогать. Да и не совершенен он… Этот тип. Его лицо я рассмотрела сразу. Как у любой профессиональной актрисы, у меня цепкий внимательный взгляд, который здорово выручает в работе. Это уже рефлекс – залипать на людях, перенимая их эмоции, мимику, жесты. В конце концов, я никогда не знаю, в кого мне придется перевоплотиться для новой роли. И все подмеченное когда-то может здорово пригодиться потом.

Так вот этот мужик – абсолютно не совершенен, да. Он весь как будто слишком. Слишком резкие черты лица, слишком выдающиеся нос и подбородок, слишком тонкие губы. Хотя… Возможно, тут дело в том, что он все время их поджимает. Как если бы разучился улыбаться. Или никогда не умел.

– Даная Васильевна! А я уж думал, вы не придете, – мои мысли прерывает вернувшийся в кабинет гинеколог.

– Вы же говорили, что это очень важный визит, – напоминаю мягко.

– Да-да. Говорила. А еще я говорила, что вам нельзя неподвижно сидеть в спектакле два часа кряду! А вы меня послушались? У меня кровь в жилах стынет, когда я вижу вас подвешенной под потолком!

– Ой! Вы все-таки попали на мой спектакль!

Маргарита Сергеевна хмурится:

– Попала. Но не думайте, что ваш талант как-то оправдывает то, что…

– Мне приходится висеть под потолком, – вздыхаю.

– Вот именно!