Моя новая маска

Через день мы с ним, оставив Эжен на попечение Берты, отстояли службу в храме, где я очень внимательно следила за действиями других прихожан и успевала «креститься» на местный манер вместе со всеми. Заупокойную службу по кёрсте Рангер я выдержала достойно, не привлекая к себе внимания.

Гроб кёрсты, достаточно простой, обитый какой-то серой тканью, стоял на специальном каменном постаменте, накрытый белой тканью. Я так и не увидела лицо покойницы, о чем, впрочем, совсем не жалела. Во время молитвы Линк прослезился и шепотом сообщил мне, что бабушка Рангер была немножко сумасшедшая, но не злая. Мне стало жаль мальчишку, который в течении нескольких дней потерял большую часть своего привычного мирка.

Кроме нас с Линком присутствовала еще одна пожилая дама, которая выразила нам свое соболезнование и, по окончании службы, ушла так и не представившись. Возможно, дочь одной из подруг? Больше прабабушку в последний путь не провожал никто — она была слишком стара и, похоже, все ее знакомые умерли раньше.

На кладбище, как выяснилось, нам ехать не нужно, зато мне пришлось выделить еще целый ферк служащим храма за предоставленный гроб, в который они вложили, в голову и ноги покойницы, какие-то листочки с молитвами. И за то, что служители отвезут ее тело и облагородят могилу. Услуги церкви обходились очень дорого.

Мы вернулись домой, выслушали соболезнования Берты и вечером она покинула нас — пять дней закончились. Я передала с горничной благодарственное письмо соседке, кёрсте Монкер — помощь служанки и в самом деле оказалась очень нужной для нас.

Осталась я в огромном холодном доме с двумя совершенно чужими детьми и, признаться, очень слабо представляла, что нужно делать дальше. Больше всего меня нервировала маленькая Эжен, мне казалось, что она слишком молчалива для ребенка ее возраста. Зато я убедилась, что на Линка вполне можно положиться. Нисколько не морщась, он привычно высаживал девочку на горшок, сумел сам покормить ее на ужин кашей, а вечером, когда я уложила их в кровать, даже рассказал ей какую-то сказку.

Сама я, после всей этой суматохи, решила перед сном выпить чаю и спустилась на кухню. Чайник на плите уже остыл, но Линк еще перед ужином показал мне небольшое металлическое приспособление, напоминающее проволочную решетку на ножках, которое ставилось в печь и сильно помогало экономить дрова. Мне понадобилось всего пять минут и несколько щепок, чтобы нагреть себе кружку воды.

Сидела в пустой, быстро промерзающей кухне, куталась в шерстяной плед и грела руки о большую чашку чая. Мысли у меня были самые невеселые. Завтра я узнаю есть ли у детей хоть какие-то родственники, способные их принять и заняться продажей особняка с садом и всех вещей. Я до сих пор слабо разбиралась в местных ценах и не знала перекроет ли прибыль от продажи дома долги семьи.

Изрядно, замерзнув и так ничего и не решив, отправилась в свою комнату. Поправила одеяло у детей, подбросила дров в камин, и улеглась на узкую кушетку. Сон не шел. Вспоминался Грей, мучали мысли о том, как я сама смогу устроится в этом мире. Нужно ли разделить на всех деньги, которые нашла в кабинете папаши или детям что-то останется с продажи дома? Как бы заполучить документ, что я могу жить одна и являюсь самостоятельной личностью? Задремала я уже ближе к утру.

Сон, который мне приснился ночью, был очень тяжелым. Там, во сне, я снова прижимала к себе слепого щенка Грея, но в ведре, которое я протянула своей хозяйке, у щенков уже были открыты глазки и оба этих толстых и неуклюжих комка укоризненно смотрели на меня в полной тишине мутными, серо-голубыми бусинками.

Это было одно из самых неприятных для меня воспоминаний. Всю жизнь я избегала думать о судьбе тех, двоих, что остались в ведре… Помню эту сцену очень хорошо, и точно знаю, что тогда все было совсем не так. Щенки были слепые и они пищали, но сон был так реалистичен, что я даже чувствовала запах осени и зябкость того утра.

Проснулась я от какого-то странного писка и обнаружила, что камин потух, в комнате становится прохладно, а маленькая сестренка Линка сидела на подушке и хныкала. Сам же он беспробудно спал, завернувшись в одеяло.

Что делать с девочкой я представляла очень слабо, но и будить мальчишку мне было жалко, в последние дни на него и так обрушилось слишком много. Накинув платье, я подошла к своей бывшей кровати и, протянув руки, поманила малышку. Та на секунду прервалась, с подозрением посмотрела на меня, отрицательно помотала белокурой головой и, на всякий случай, отползла еще дальше к стене. Я на секунду впала в ступор…

Что она хочет? Пить? Есть? Писать? Может быть, ей просто холодно? Не зная, что делать дальше, я решила пока, хотя бы, растопить камин. Пока раздувала подернутые серым пеплом угли, аккуратно подкладывая в очаг кусочки коры, хныканье стихло.