Моя любовь когда-нибудь очнется

Кивнув, я провел вдоль спинки младенца пальцем. Когда он погрузился в плоть Аманды достаточно глубоко, я слегка согнул сустав, потянул на себя – и ребенок Аманды неожиданно легко выскользнул из родовых путей. Теплый и мокрый, покрытый какой-то слизью, он оказался в моих руках. Сын. Я машинально прижал его к себе и только тогда обратил внимание, что младенец какой-то синеватый, обмякший, странно тихий.

– Ребенок вышел, – сообщил я Аманде и Эймосу. Аманда протяжно вздохнула, а Эймос спросил:

– Почему он молчит? Он дышит?

Я наклонил ухо к лицу младенца.

– Кажется, нет.

Аманда жалобно захныкала.

– Вот что, Дилан… – Эймос с усилием приподнял голову, и в лунном свете я разглядел набухшие вены у него на шее. – Тебе придется дышать за него. Почти как при дыхании «рот в рот», только… Он совсем маленький, поэтому ты должен накрыть губами не только его рот, но и нос. И выдыхай… Выдыхай полностью, но не спеши, понял?..

Я взял сына Аманды поудобнее, плотно прижался губами к крохотному личику и медленно выдохнул.

– Ну что? – нетерпеливо спросил Эймос.

Я снова поднес голову младенца к своей щеке.

– Ничего…

– Попробуй еще.

Я повторил.

– Нет, не дышит.

– Попробуй ритмично нажимать на ему грудь, только не сильно, тремя пальцами. Представь себе, что это булочка, но ты не хочешь проткнуть ее насквозь – только слегка сдавить, чтобы убедиться, насколько она свежая.

Не знаю, может быть, я что-то делал не так, но и массаж сердца никаких результатов не дал.

– Ну?

– Ничего.

В широко раскрытых глазах Эймоса промелькнул страх, который, впрочем, сразу сменился яростной решимостью. Лягнув каблуком снег, он заорал:

– Тогда шлепни его!

– Что значит «шлепни»? – слегка опешил я. – В каком смысле?

– В прямом! По жопе! Действуй, проф, не тупи!

Размахнувшись, я довольно сильно шлепнул младенца по сморщенному синеватому задику. Младенец дернулся, с сипением втянул воздух – и зашелся в пронзительном плаче.

Распростершись в разных позах на снегу, мы слушали плач новорожденного сына Аманды. Ничего прекраснее я не слышал никогда в жизни.

– Отличная работа, профессор, – кивнул мне Эймос. Потом он откинул голову назад, закрыл глаза и широко, блаженно улыбнулся. Похоже, он чувствовал то же, что и я.

Подобрав сползшую с головы Эймоса спортивную куртку, я положил младенца ему на живот. Светя фонарем под ноги, я разыскал в снегу свой нож с желтой рукояткой, перерезал пуповину, завязал ее узлом и закутал младенца в куртку. Эймос снова улыбнулся и поплотнее прижал живой сверток к груди. Второй рукой он продолжал обнимать за плечи Аманду.

– Все хорошо, детка, – сказал он ей. – Твой сын будет жить.

Опустившись на снег возле Аманды, я хотел поправить на ней одеяло, но вдруг увидел на снегу между ее широко раскинутыми ногами дымящуюся темную лужу.

– Эймос, у нее продолжает идти кровь, – сказал я.

– Сильно?

Я щелкнул фонариком.

– Почти как у Мэгги.

Он нахмурился.

– А ты не мог бы отвезти нас в больницу на своем грузовике?

– Не знаю… надо попробовать.

Я вскарабкался вверх по склону и обнаружил, что мотор моего грузовичка молчит. Не слышно было знакомого урчания мотора, из выхлопной трубы не шел дым. «Шеви» стоял на обочине наполовину засыпанный снегом, холодный, как покойник. Забравшись в кабину, я включил зажигание и несколько раз качнул педаль газа, но, сколько я ни гонял стартер, мотор не реагировал. В отчаянии я бросил взгляд на приборную панель. Бензин в баке еще был, хоть и на самом донышке, зато рядом со спидометром тускло тлела красная масленка. Я выругался.

Снова скатившись на дно кювета, я сообщил Эймосу:

– Ничего не выйдет. Из двигателя вытекло все масло.

– Попробуй вытащить нас на дорогу, – предложил он. – Санитарный вездеход должен скоро быть здесь.

Но сказать, как всегда, оказалось легче, чем сделать.

Начать я решил с Аманды. Подхватив под мышки, я поволок ее вверх по склону, стараясь причинять ей как можно меньше страданий. Я кряхтел и сопел, и дело двигалось, но слишком медленно, к тому же мне очень не нравился остававшийся за ней на снегу широкий кровавый след. Эймос, к счастью, настолько пришел в себя, что смог подняться наверх самостоятельно. Упираясь в снег ногами и правой рукой (левой он прижимал к груди ребенка), Эймос дюйм за дюймом полз вверх. От усилий рана у него на голове снова открылась, и из нее потекла кровь, но он не сдавался и уже на самом верху догнал нас с Амандой, так что на дороге мы оказались одновременно.