Моя легендарная девушка

— У меня достаточно проблем с преподаванием, так что свободного времени мне не хватает ни на что, кроме жалоб, — сказал я, вылез из постели и улегся поудобнее на ковре. — Ты когда-нибудь пробовала проверить подряд тридцать стихотворений о снежинках? Поверь мне, если бы тебе довелось пережить такое, ты бы вместе со мной молилась о скорейшем наступлении глобального потепления.

Я задумался — похожа ли моя отговорка на уважительную причину?

— Это уважительная причина.

Я не обратил внимание на ее замечание.

— А ты? Чем ты хотела бы заниматься?

Глубоко вздохнув, она рассказала мне, что всю жизнь хотела быть медсестрой. Это одна из причин (помимо ее бывшего), по которой она бросила университет. Она поняла, что то, чему ее там учат, — бесполезно, а ей хотелось приносить пользу людям. Через полгода у нее начнутся занятия в колледже для медсестер при брайтонской больнице, вот почему она пока работает за прилавком в парфюмерном отделе «Бутс».

Чем больше она говорила, тем больше я восхищался ее горячим стремлением вести плодотворную жизнь. Я так ей и сказал. Думаю, она покраснела, хотя по телефону трудно определить наверняка.

— Можно я тебя о чем-то спрошу? — попросила Кейт.

— Да, конечно.

— А ты не обидишься?

Я подумал, не собирается ли она спросить что-нибудь типа «когда ты последний раз видел голого мужчину?».

— Послушай, — сказал я, — последние несколько дней мне так не хватает острых ощущений, что обидеться было бы даже интересно.

— Чего ты боишься?

Я помолчал, радуясь в душе, что мне не придется рассказывать ей, как я застал Саймона и Тамми у них на кухне, на столе, совершенно голых, если не считать растаявшего содержимого целой пачки мороженого с печеньем из «Хааген-Дац».

— Ты думаешь, что я боюсь жить, да? Нет, я не боюсь. И будущего я не боюсь. В конце концов, я совершенно никчемный учитель, но ведь я еще не повесился. Я боюсь вот чего: что в двадцать шесть лет я уже слишком стар, чтобы привести в исполнение мои мечты. Мне очень трудно не завидовать тебе. Я знаю, я рассуждаю, как какой-то пенсионер, но по крайней мере у тебя есть возможность сделать то, что ты хочешь.

— А у тебя?

— А у меня — нет. Мой путь определен. Если не случится какой-нибудь катастрофы, я не сойду с него до конца жизни.

— А как насчет того, чтобы стать вторым Скорсезой[67]?

Она не понимала, о чем я.

— Орсон Уэллс написал, спродюссировал и срежессировал «Гражданина Кейна»[68], один из величайших фильмов в мире. К тому времени ему исполнилось двадцать шесть.

— Да что там Орсон Уэллс! — воскликнула Кейт. — Этот телевизионный гений, м-м… Тони Уоррен, ему было только двадцать три, когда он предложил идею «Коронейшн Стрит»! — Кейт замолчала, сообразив, что так она делу не поможет. — Прости, я не то говорю. Друг моего брата, который работает в «Коронейшн Стрит», недавно мне об этом рассказывал, и с тех пор это вертится у меня на языке.

— Я не собираюсь вступать в спор о том, что лучше — «Коронейшн Стрит» или «Гражданин Кейн»! Дело не в этом. Дело в том, что мне двадцать шесть! И что я делаю? Я курю, смотрю телевизор и причитаю по поводу моей бывшей девушки. Даже если я наконец займусь сейчас чем-нибудь, я в лучшем случае к тридцати годам выпущу в свет школьную постановку «Джозефа и его Разноцветного Волшебного Пальто». Иногда надо смотреть правде в глаза.

Кейт это не убедило.

— Можно добиться всего, чего захочешь. Если есть талант — он всегда найдет себе дорогу. Надо верить в себя.

Ее оптимизм вгонял меня в тоску. Она удивительно точно угадывала слова, которые мог бы сказать в ее возрасте я. Она и не догадывалась, что я — это она, только шесть лет спустя вниз по наклонной.

— Послушай, Кейт, — сказал я тоном, в котором ясно слышалось «дай-ка я объясню тебе правду жизни», — я потратил уйму времени, чтобы оказаться здесь. Сколько времени мне понадобится, чтобы оказаться где-нибудь еще? Три года назад у меня, возможно, был шанс. Возможно, когда-то я и мог добиться всего, чего хотел. — Я заговорил выше, громче, агрессивнее. — Но уже слишком поздно. Иногда полезно осознать, что время ушло — хватит, довольно иллюзий. — Со злости я пнул коробку с мороженым, в которой еще оставались сахарные подушечки, и тут же пожалел об этом. Желтая сливочная пена и пшеничные подушечки выплеснулись на пальто, которое лежало рядом. Теперь его точно придется сдавать в химчистку.

— Никогда не бывает слишком поздно, — тихо сказала Кейт, — если ты веришь в себя.