Моя. Я так решил

Но у нее получается, и, если б точно не знал, в каком направлении свистанет, и не всматривался пристально, то имел бы все шансы проебать погоню.

Но я смотрю куда надо, светлая макушка на мгновение мерцает в лучах фонаря, и я рысью бегу туда же.

Разгоняюсь до того, что сердце бухает тяжело о грудную клетку, а губы сохнут.

И глаза, наверно, дикие.

Все же есть в нас что-то от животных. Азарт погони, хищнический такой. Иначе, с чего бы это так возбуждало?

Я же вопросы, вроде, собрался…

Ага…

Спросить только, конечно…

Когда из темноты неожиданно проступает высокий тонкий силуэт, не успеваю затормозить и по инерции пропарываю еще метра два мимо.

Осознав, на полном ходу разворачиваюсь и шагаю обратно. Уже не торопясь, пристально всматриваясь в полутьму. И в лицо Эвы.

Бледное такое, с огромными темными глазами.

У нее красные губы, сурово сомкнуты, а брови нахмурены.

Злится, да? А чего это?

Это я должен, вообще-то.

Это меня сегодня продинамили ради посещения выставки и общества стокилограммового хряка.

Улыбаюсь поощрительно и злобно. Дамы вперед, да?

— Привет, Эвита, — подхожу ближе.

И она, синхронно, тоже. На расстояние полуметра.

Вообще, полутьма — прикольная вещь. Как-то стираются границы. И появляются новые акценты.

Например, я никогда раньше не обращал внимания на то, насколько ровная у нее кожа. Верней, обращал, но как-то… Вскользь, что ли… Больше наощупь изучал, да.

А сейчас смотрю — и поражаюсь. Она — алебастровая, изнутри словно подсвеченная. Так бывает разве?

Изучение новых особенностей внешности Эвы немного сбивает накал страстей, я рассматриваю ее, не могу тормознуть и сосредоточиться.

И упускаю немного инициативу, конечно.

Удар по физиономии — хлесткий такой!

Удивленно трогаю щеку, нихера себе, тяжелая ручка у моей Эвиты…

— Смотрю, не скучаешь? — а голос холодный… Такой и должен быть у алебастровой статуи. Вот только взгляд подкачал. Слишком жгучий.

— Интересно ты здороваешься… — хриплю задумчиво.

— Интересно ты проводишь время, — парирует она, — но вообще правильно, чего вечер терять, да?

— Тот же вопрос тебе могу адресовать.

Нет, я конечно понимаю, что лучшая защита — нападение, но это как-то перебор все же. И потому не торможу больше со словами.

— Жених важнее сестренки, да? Или не было никакой истерики у нее? Спит себе сестренка сном праведницы, а ты по приемам разгуливаешь…

— Это… — она задыхается от ярости, отступает назад, а руку сжимает в кулак. Я за этим пристально наблюдаю, потому что одно дело — по морде ладошкой, а другое — кулаком. — Это… Не твое дело! Понятно? Я тебе ничего…

— Ну да, — киваю я, — как и я. А что мы тогда здесь делаем, а, Эвита? Какого хрена ты меня сюда вытащила? Чтоб по роже настучать?

Она выпрямляется, мгновенно закрываясь, смотрит надменно и зло:

— Знаешь… Ты мне много чего говорил, совсем недавно. Я не то, чтоб поверила, но была мысль… Было что-то… Оказалось, зря. Лишний раз убеждаюсь в том, что все вы — долбанные придурки, которым нужен только секс. И все.

— Вот как? А по Вижье я тебя исключительно в надежде сексом заняться таскал?

Смотреть на нее, холодную статую, неприятно, хочется, чтоб реакция была. И ради этого не жалко рожу. Потому делаю шаг, разбивая то небольшое расстояние между нами.

Она в этот раз явно хочет отступить, но держится, только еще больше выпрямляется, становясь выше и тоньше.

Мы практически на одном уровне, смотрю в темные, словно запавшие глаза, ощущаю даже ее дыхание на своем лице.

— Там… Ты был… Другой. — Выдыхает она, — а сейчас…

— Я всегда одинаковый, Эвита, — отвечаю ей, гипнотизируя взглядом, ловя малейшие оттенки в лице, — ты мне тогда запала. И сейчас — еще больше. Но ты мне почему-то не веришь…

— Нельзя верить… Чуть отказала, отвернулась, а ты…

— Тот же вопрос к тебе.

— Я… Я здесь по делу. Я не могла по-другому… И не собираюсь отчитываться…

— И я по делу, прикинь? Как интересно у нас дела образовались. Одновременно и порознь. А могли бы и вместе… Ты зачем мне врала, Эвита? Зачем про сестру?

— Я не врала! — Она отворачивается, не выдерживая моего взгляда, резко обнимает себя за плечи, пытаясь отгородиться.

— Тогда почему ты здесь?

— Это… Я не могу сказать.

— Можешь.

— Не могу! И не дави на меня! У тебя прав на это нет!

— Есть права.

— Нет!

— Есть.

Последнее слово я произношу уже ей в губы, резко дергая на себя.

Ну в конце концов, сколько можно херню пороть?

Мгновение любуюсь бешеным ответом в темных глазах, а затем жадно прижимаюсь к с готовностью распахнутым губам.

И, естественно, тут же падаю в привычную воронку похоти. Как и всегда с ней. Удивительно, у нее в слюне афродизиак, что ли, какой-то?

Отчего мне так мгновенно башню сносит каждый раз?

Эвита тихо стонет мне в губы, отвечает и одновременно дергается, пытаясь выкрутиться из жадно лапающих рук.

Но я не пускаю, держу, целую, сжимаю все крепче и крепче.

Делаю еще шаг, упирая ее в ствол дерева, вполне себе широкий и крепкий.

Задираю кожаную юбку до талии, обхватываю за крепкие ягодицы.

Эвита стонет все отчаянней, упирается ладонями мне в плечи и, когда я переключаюсь на вкусную шею и ложбинку между ключицами, тихо уговаривает остановиться: