Все в осадок выпали, когда он с невестой порвал, все бросил, даже с работы ушел, потому что моральный облик госслужащего и прочее, неназываемое, но вполне существующее…
Я видел эту девку, кстати, и могу сказать, что там явно не за красивые глаза невероятная любовь упала на парнишку.
Там такая проблядь была, что пробы ставить негде.
Усмехаюсь, пролистываю еще разочек досье, в поисках чего-то упущенного.
Сестренка Валя закончила школу и учится… Училась до всех этих дел, вернее, на первом курсе филологического… О как… И чего же это нас, филологов, в танцовщицы унесло?
Бред, один бред кругом…
Не сиделось девке на жопке ровно, захотелось проблем… Вот теперь я их расхлебывай, потому что по-другому до постели ее сестренки не добраться никак.
А без ее сестренки жизнь перестает красить нежным цветом стены… Не важно, чего.
Размышления мои прерывает телефонный звонок.
Смотрю, морщусь.
Так-то я — парень свободный… Но в пределах разумного. Короче говоря, корочки спецкора — не липа.
И сейчас названивает мне мое непосредственное начальство.
Интересно, откуда узнал, что я в стране?
Поднимаю трубку, слушаю, готовясь отбрехаться от очередных претензий. Отпуск у меня еще! Отпуск!
Но Корней Михалыч только миролюбиво уточняет, не забыл ли я дорогу в редакцию, и предлагает проверить почту. Работка нарисовывается. За хорошие деньги.
Светское мероприятие даже.
Интересно.
Я же их люблю всей душой, и Корней Михалыч в курсе, какой именно ее частью.
Жрать не надо, дай только с богатыми придурками на очередной блядовыставке потусить.
Все это я в сдержанной форме, практически не употребляя матерных слов, выкладываю начальству, но Михалыч к моим закидонам вполне привычный, тормозит поток фантазий:
— На сумму гонорара глянь.
Гляжу.
Задумчиво пролистываю техническое задание. Ничего особенного. Потом еще раз смотрю сумму гонорара.
В чем подвох?
— Сегодня надо, Боря, — воркует Михалыч, — за срочность надбавка. У меня, как назло, только ты в активе. Выручай старика…
Ага, старик… Лежа сто пятьдесят в легкую жмет.
Обещаю подумать, сбрасываю.
Вообще, бабки, конечно, не лишние, я не Вотчинков, папаши-олигарха не имею… Но конкретно сейчас не хотелось бы уезжать.
Моя Эвита — та еще пташка перелетная. Стоит отвернуться, уже перелетела…
Нет, нахрен мне такое, обойдусь без этих бабок.
Набираю опять Михалыча, но получаю входящий от Эвы. Ну надо же!
— Борис… — у нее хриплый голос, словно… Плакала? Черт… — Борис, я не смогу вечером увидеться… Валю не оставлю, ей хуже стало…
— Я поднимусь сейчас, — отвечаю я, но Эва перебивает торопливо:
— Нет! Твое появление сегодня спровоцировало… Приступ. Не приходи!
— Хорошо… Может, врача? Психиатра, там, терапевта… Или еще кого?
— Нет. Не надо.
Голос у нее сухой, жесткий… Прямо режет по нервам, наждачкой скребет. Облизываю губы, пытаюсь из всего своего огромного арсенала слов выбрать нужные, те, которые убедят мою Эвиту, что я ей сейчас необходим. И что она мне — необходима.
Но, как назло, в критической ситуации, нихера нормального в голову не лезет, а потому тупо теряю преимущество, а Эвита пользуется этим, прощается и отрубает связь.
Совсем.
Выслушиваю, что абонент не абонент, с досадой откидываю телефон на пассажирское.
Блядство какое-то!
И чего теперь делать?
Глава 22
— Боренька, куда ты пропал? Опять на морях? Загар тебе к лицу…
Я смотрю на бабу, повисшую на моем плече, словно пиявка на жопе лошади, и лениво пытаюсь вспомнить ее имя. Ирина… Марина… Не, нихрена не вспоминается.
Однозначно, я с ней спал, потому что визуальный ряд — в порядке. И эти толстые губы с кривоватым передним зубом помню. Я еще опасался ей в рот давать, потому что могла этим своим зубом член поцарапать… Иррациональный страх любого мужика еще с древних времен. Достаточно вспомнить легенды про зубастых не во рту баб из Древней Греции… Или Египта? Или, блять, Месопотамии? Была бы тут Мася, сказала бы точней. Это она все зубрила, а я на природном обаянии выезжал исключительно… Так что классика — по верхам. Мало чего помню, но вот зубы у баб между ног — это, бля на всю жизнь поразило… И не меня одного.
Иногда смотрю на своих не замутненных интеллектуально приятелей-хоккеистов, и так и подмывает им рассказать легенды и мифы древности… Ну а чего? Не мне же одному, и не только интеллигентской братии страдать?
Так что да, кривой зубик помню. А вот имя… Нихера.
— Где отдыхал? Я вот думаю, может в Эмираты? Там, конечно, сейчас не очень… арабов много…
Баба с так и не выясненным мною именем капризно складывает пухлые губы, а я оторопело смотрю в их середину, прикидывая, как ей удается артикулировать нормально? Там же, прямо в центре, дырка. Они не смыкаются полностью. Как у надувной секс-куклы.
Мне такие не нравятся, наверно, когда я ее трахал, губы были поменьше…
Иначе хрен бы встал… хрен.
Она ждет, что я поддержу разговор, я поддерживаю неопределенным мычанием, пью воду с примесью какой-то легкой спиртной фигни и рассеянно сканирую пространство вокруг.
Какого хера я все же поперся на прием, непонятно сейчас даже мне самому.