Мой врач (СИ)

— Тогда, Финдекано, вот что. Если будешь спать с ним, будь очень осторожен. Он мужчина, и он мужчина, который привык к твоему и именно твоему телу за многие годы. И даже если всё будет происходить в полной темноте, он должен будет заметить, что твоё тело изменилось.

— Я ведь не дам ему к себе там прикоснуться… ну, там, — выдохнул Фингон. — Он меня послушается.

— Дело не в этом, Финдекано. Извини за откровенность, но когда он будет тебя иметь, у него в любом случае будут другие ощущения. И лучше всего было бы, если бы ты затащил в постель другого мужчину, который тебя совсем не знает. Да не дёргайся ты так, — сказал Майрон. — Я понимаю, что ты не сможешь этого сделать, и что ты затеял это всё именно ради того, чтобы не подпустить к себе никого другого. Но всё-таки постарайся не вызвать подозрений. Может быть, надо попробовать сделать всё это очень быстро, буквально на ходу. Или напоить его как следует. И давай-ка я ещё раз перед тем, как ты уйдёшь, посмотрю, что получилось.

На этот раз прикосновение рук Гортаура показалось ему особенно мерзко, поскольку сейчас он почувствовал в нём тень, призрак того чувства, которое мог бы дать ему возлюбленный, если бы он позволил ему то, чего позволять было ни в коем случае нельзя.

— Знаешь что, — сказал Гортаур, — я не очень уверен, что тебе удастся забеременеть, даже если вы переспите. По всему, что я знаю, у вас, эльдар, для беременности нужно желание, и, видимо, желание обоих родителей. На самом деле мне очень хотелось бы знать, так это или нет, но поскольку все браки у вас добровольные, проверить это трудно. Ладно, приходи, как договорились, посмотрим, что будет…

====== 4. Истёртые нитки, мелкие бусинки ======

.8.

Всё время, оставшееся до приезда кузенов, Фингон провел в тревоге и сомнениях. Почему-то ему думалось, что Майтимо может в этот раз не пытаться искать свидания с ним, раз он, Фингон, теперь король: по крайней мере, самому Фингону такая мысль пришла бы в голову. Начинало казаться, что Гортаур почему-то мог знать, что между ним и Майтимо больше никогда и ничего не будет, и что он так и останется вечно с этим уродливым, неправильным телом, живя в одиночестве и в постоянном страхе, что кто-нибудь узнает об этом. Он с болью вспоминал о том, как тело его отца унесли с поля боя посланники Манвэ, дабы оно не было осквернено врагом; ему самому вряд ли будет дарована подобная милость. Его называли «Отважным», но он был живым существом, всю жизнь мучительно боровшимся со страхом. Через несколько дней после той встречи с Гортауром, когда шок и боль прошли, он осознал своё положение и провёл бессонную ночь, сжавшись в комок в углу кровати. Он понимал, что если его убьют, он уже ничего не будет чувствовать и слышать, но у него перед глазами навязчиво сменялись картины то того, как враги, сорвав с мёртвого тела драгоценные одежды, высмеивают его уродство, то как свои выбрасывают его отвратительные останки в полотняном мешке в ров среди гниющего мусора.

…Когда Майтимо опустился перед ним на одно колено и прикоснулся губами к его руке, сердце так сильно заколотилось в горле, что Фингон не смог выдавить ни слова, не смог даже посмотреть на него. Больше всего на свете хотелось упасть ему в объятия, прямо сейчас сесть ему на колени, обнять ногами и руками. Майтимо встал; Фингон, почти не глядя, протянул руку, коснулся его тяжёлого красного плаща, огромной золотой броши на плече, почувствовал кончиками пальцев звенья кольчуги, которые показались ему горячими.

Уже потом, через несколько часов, когда рядом никого не оказалось, он почувствовал, что Майтимо подошёл к нему сзади, коснулся локтя, потом рука его спустилась ниже и прикоснулась к шраму на запястье, лаская тонкую кожу над венами. Фингон повернулся к нему и понял, что беспокоиться можно было о чём угодно, только не о том, хочется ли Майтимо уединения. Он рад был сейчас чувствовать на себе этот блестящий, голодный взгляд, но в то же время словно бы увидел его в первый раз.

Уезжать куда-то вдвоём сейчас не было ни времени, ни возможности. Фингон утянул его в дальнюю комнатку в углу коридора с большими, забранными ставнями окнами. Здесь сидели только летом, и сейчас тут было очень холодно. Да и вряд ли они когда-то ещё воспользуются этой летней верандой, когда кругом так небезопасно.

— Нас могут тут застать, — обеспокоенно сказал ему Майтимо.

— Не бойся, Нельо, тут никого не бывает, — беспечно ответил Фингон. — Я так соскучился…

— Я тоже страшно скучал по тебе… — Майтимо обхватил его, пылко сжал в объятьях и начал целовать, усадив на столик у окна; его злость и усталость растворились тут же, как только он провёл рукой по тёплым тугим косам. Его рука привычно потянулись к поясу кузена — развязать шнурки.

— Нельо, не беспокойся, я сам всё сделаю, у нас так мало времени… — Финьо отодвинул его руку и прижался губами к его губам, мягко проводя кончиками пальцев по шее.