Мой волк! Что хочу, то и делаю

В его объятиях не могу пошевелиться. Его шёпот прямо над ухом, но я не слышу, что Иван говорит. Мне страшно. Как тогда…

"Я в бочке сижу, когда все умерли, и вдруг, крышка сверху меня слетает и чужая рука, чужая воля властвует надо мной. Меня берут за волосы и поднимают над полом, вытаскивая из укрытия".

— Кто это был? — спрашивает Иван, и я понимаю, что вспоминаю вслух.

— Волки, но не такие, как мы, — я утыкаюсь Ванюше подмышку и начинаю говорить скоро, чтобы не бояться, выплёскиваю, что есть. Мне опять страшно и больно. Я хочу доверять, но не могу, словно меня режут, поэтому плачу, поэтому кричу и кусаюсь. — Наша стая в деревне, у нас Высших было всего трое. А они пришли огромным кланом. Триста особей в одну ночь всех перегрызли. Мама с папой сунули меня в бочку из-под селёдки, надеясь, что запах собьют. Но эти чужие, они были, как люди, они не по запаху искали, они переворачивали всё верх дном, они рыскали по углам наощупь, доверяя зрению.

— Это Модифицированные. Как ты сбежала?

— Вот так, — огрызаюсь я. Сильно укусив Ивана, резко отпрыгиваю в сторону, он не успевает поймать. — У меня молниеносная скорость. Я убежала, поймать не смогли. В тот день мне исполнилось ровно десять лет, и я в первый и последний раз обернулась. Я бежала из дома, по лесу. Я бежала туда, куда велела мама, в город. Там уже девочкой, я пришла к своим вторым родителям, приёмным. Они знакомы были с мамой. Они старые, их дети выросли, они удочерили меня.

Я смотрю на Иванушку, он растерян, протягивает ко мне свои ладони, но я отхожу от него.

— Я не хочу волков. Я буду человеком. Навсегда! Убирайся! От вас одна кровь! Я выросту, стану взрослой, и в шестьдесят или семьдесят лет, когда у меня будет работа, своя машина и своя квартира, я выйду замуж за человека.

— Это законом запрещено. Оборотень может жениться только на Дамке, такая человеческая женщина, которая способна родить волку потомство. Я и думал, что ты Дамка. А потом внимательно следил за тобой. Все твои повадки — животные. Кристина, — он не делает резких движения. — Война давно закончилась. Ты мне доверяешь?

— Нет!!!

— Ты меня любишь? Хоть немножечко.

— Немножечко, — захлёбываюсь я слезами. Упустила момент, он резко кидается ко мне и ловит.

Но теперь не так страшно. Скорее обидно. За свою жизнь обидно, что он сильнее и лезет, что нет сил, сопротивляться.

— Немножечко, это уже что-то, — он не усмехается, он сосредоточен и напряжён. — Истинная пара, это когда волк, как я, встречает волчицу, как ты, у пары получается любовь до конца дней. Навсегда, понимаешь?

Киваю.

Подъезжает огромная машина чёрного цвета. У этой машины такие колёса, что везде проедут. Иван ловит ключи. И здоровый мужчина, сверкая глазами в полутьме, говорит:

— Бак полный. Звони, если надо забрать будет.

Ваня ему не отвечает. Волоком тащит меня к машине, запихивает на переднее сидение пассажира, и когда я опять кусаюсь, показывает мне свой кулак. Прямо к носу подставляет.

— Кристина, я не баба резиновая, у меня терпение небезграничное.

— Ты ударишь? — поражаюсь до глубины души.

— Нет, — захлопывает мою дверь.

В салоне ужасно пахнет синтетической вонючкой, подвешенной у лобового стекла. Сидения очень мягкие и комфортные. Кондиционер создаёт тёплую атмосферу. В темноте мигают разноцветные огоньки на панели. Играет лёгкая музыка. Уютно. Мы едем быстро, покидая город. Пролетают улицы, дома за окном. Всё меньше становится фонарей, погружаемся во тьму промышленной зоны города, а потом выезжаем на большую автостраду, где светло, как днём.

— Я не хочу, — начинаю скулить, потому что догадываюсь, что Иван задумал. — Мне страшно.

— Ты почти перестала слышать. Зрение притупилось, ты всё время щуришься. Заболела, и это не считая, что все углы собираешь, об все косяки стукаешься и падаешь постоянно. Ты забила волчонка своей человеческой натурой, и он страдает. Ему больно, Кристина! Отпустить надо. А лучше, каждый день выпускать, пока не окрепнет.

— А мама с папой?

— А они-то тут при чём?! — он сильно раздражён. Понимает, что кричит и старается продышаться. Успокаивается, берёт себя в руки. А потом и меня.

Моя рука полностью помещается в его ладони. Я трясусь от страха, он не понимает почему. Но пытается понять, старается помочь.

— Хочешь, забирайся ко мне под куртку.

— Можно?

— Голой.

Я тут же начинаю раздеваться. Скидываю джинсы, футболку. Остаюсь сидеть в хлопковом лифчике и трусиках в зелёный горошек. Иван оттягивает свою спортивную куртку, и откатывается на водительском сидении назад. Как он рулить собрался, я не знаю. Но стягиваю с себя трусики, расстёгиваю лифчик и забираюсь к нему под одежду. Влезаю с трудом, оказываюсь привязанной к его телу. Кожа к коже. Грудки мои сплющиваются об его горячий торс. Я просовываю голову в ворот, и укладываю голову ему на плечо. Мои подогнутые ноги обнимают его узкие бёдра, и немного мешают нажимать педали. Коробка передач в машине автоматическая, Иван устраивается, как ему удобно, и мы едем в таком виде дальше.

— Какая ж ты маленькая, — улыбается он. — Настоящий малыш. Так бы и носил с собой всё время.