Назначить встречу я не мог. То эйчар мне не отвечала, то руководительница, а то они обе либо вместе, либо по отдельности писали, что очень заняты и потому не могут встретиться со мной в ближайшие дни. Организовать совещание мне удалось не на следующий день после разговора с руководительницей, а лишь через неделю после него. Но и это еще не все: за день до встречи руководительница попросила перенести ее еще на два дня, сократив время на обсуждение с одного часа до 30 минут. Я перенес. После чего руководительница отменила встречу, а эйчар прислала мне новое приглашение – встретиться с ней и руководительницей еще через две недели, причем продолжительность встречи была уменьшена до 15 минут. Все это здорово действовало мне на нервы: я мечтал обрести хоть какую-то ясность относительно своего будущего, и каждый день простоя был для меня мучителен. Руководительница же после заявления о том, что задач для меня у нее нет, продолжила загружать меня работой самого разного толка. Я делал переводы, заполнял таблицы в
Подготовка ко встрече с руководительницей и эйчар была скрупулезной и продолжительной. Со стороны такие ситуации могут показаться ничем не примечательными: вас же не бьют палками, не лишают пищи, не морят голодом, не жгут и не замораживают, так что же вы ноете? Разумеется, между разными людьми могут быть существенные различия в психической выдержке и физической стойкости, поэтому мы по-разному воспринимаем интенсивность оказываемого на нас давления. При всем при том необходимо четко понимать: сам факт того, что вы оказались в ситуации, когда на вас оказывают давление, ненормален. Как в примере китайской пытки водой, психологическое и эмоциональное давление может быть смертоносным, и одна из причин его эффективности кроется в его незаметности. Если вам, например, отрезали палец – этого не скрыть, и сказать об этом как-то иначе, использовав какую-либо безобидную формулировку, невозможно. Но если изо дня в день вас мучают психологически – это неочевидно; мучить можно по-разному, описывая же ваши мучения, умелые профессионалы постараются представить все это так, что никаких мучений вроде бы нет и не было. И, как я упоминал раньше, основная защита в этой ситуации – фиксация всех фактов оказываемого давления и исключение их двусмысленных толкований.
Я рад тому, что мне хватило ума обратиться за профессиональной помощью к другу. Или – за дружеской помощью к профессионалу. Я знал К. по своей ранней работе прежде всего как порядочного человека. Он был и остается блестящим юристом, всегда готовым признать пробелы в своих знаниях (кстати сказать, довольно редкие) и выразить готовность их заполнить. Многие юристы чопорны, говорят с апломбом и кичатся своим пониманием законов Фемиды (зачастую превратным). Тем ярче выделялся на их фоне К. – говорящий только по делу и без всякой помпезности. В своей истории я буду называть своего юриста К., ассоциируя его с главным героем романа Франца Кафки «Процесс», где герой по имени К., отличавшийся волей к жизни и обширной эрудицией, был вынужден столкнуться с последствиями непонятных и скрытых от него юридических действий.
Я все рассказал К. о своей работе в компании (услышав название компании, К. был немало удивлен: он, как и я в свое время, полагал, что такие гротескные ситуации не могут возникнуть в корпорациях подобного уровня). Я вспомнил про то, как был на хорошем счету и защитил бизнес-кейс, про положительную обратную связь своей руководительницы, про свое первое письмо, про «смену ветра» в парусах нашего взаимодействия с руководительницей и про все, что было после этого. Рассказывал больше часа. Как и положено юристу, К. начал с конца – с анализа нашего последнего разговора с руководительницей. Мы разложили все по пунктам. Во-первых, юридических оснований для моего увольнения нет. Во-вторых, личностно-субъективная оценка руководительницы также не является основанием для моего увольнения. В-третьих, период сроком в один месяц, который руководительница «предоставила» мне до потенциального увольнения, никак не фигурирует в законодательстве. В-четвертых, тот наш разговор по