— Виталька? — перебила девушка и, бросив пакет, прямо в ботинках кинулась в комнату. — Ты, дурень несчастный! Я же просила тебя потерпеть до завтра! — Она подбежала к пацану, который, понурив голову, с виноватым видом сидел на диване, пытаясь задвинуть подальше загипсованную руку. — Господи, это что? Перелом?
— Трещина, — успокоила ее Женя. — Ничего страшного. Врач сказал: две-три недели, и все пройдет.
— Только этого мне не хватало! — Ксюша принялась расстегивать пальто. Вид у нее был усталый и несчастный.
— Ксюх, — потерянно позвал Виталик.
— Что?
— Ты… не расстраивайся. Мне и не больно совсем.
— Горе ты мое! — плачущим голосом проговорила девушка и, обращаясь к Жене, прибавила доверительно. — Говорила ему, потерпи пару дней. У меня вся неделя занята была, завтра только выходной. Я уж и велосипед присмотрела, хороший, за две с половиной тысячи. А этот давно пора на помойку. Так ведь нет, олух царя небесного! Надо было сесть на развалюху и сверзиться! Спасибо, хоть шею себе не сломал!
Женя видела, что она постепенно успокаивалась.
— Я пойду, — мягко проговорила она. — Там вам из травмпункта звонить будут насчет полиса, вы им номер продиктуйте.
— Хорошо. Спасибо. — Ксюша вышла следом за ней в коридор.
Прихожая была ярко освещена, и Женя хорошо видела ее лицо: тонко выщипанные брови, пухлый, но вместе с тем твердый рот, слегка раскосые, красиво подведенные глаза.
— Устала я, — сказала Ксюша и неожиданно улыбнулась. Улыбка вышла совсем детской, никак не вяжущейся с общим обликом секси-герл.
— Может быть, вам нужна какая-то помощь? — спросила Женя. — Мне Виталик рассказал, что вы одни живете.
— Помощь? — Ксюша решительно помотала головой. — Нет, нет. Я справлюсь. Мне хорошо платят, денег хватает. Жаль только времени свободного мало, Виталька вынужден один болтаться, а ему учиться надо.
— А с матерью ему было бы не лучше? — осторожно поинтересовалась Женя.
— С этой сучкой? — Выражение лица Ксюши моментально стало жестким и злым. — И думать нечего. Не видать ей его, как своих ушей. У нас все путем, все хорошо. Виталька еще у меня президентом станет, увидите. А эта… пусть катится к своему кобелю! Слышать о ней не хочу!
Женя уловила в ее голосе Женькины интонации. Значит, не он один ненавидит своих родителей, таких полно. А она наивно полагала, что близких не выбирают, а принимают такими, какими Бог дал.
— Пойду, — повторила Женя и стала одеваться.
Ксюша стояла рядом, слегка наклонив голову.
«Кем, интересно, она работает? — подумала Женя. — Наверняка, стриптизершей, иначе за что ей платят такие бабки».
— До свидания.
— Всего доброго, — попрощалась Ксюша.
Женя вышла на площадку. Дверь захлопнулась. Было уже без десяти двенадцать. Мать несколько раз звонила ей на мобильный, спрашивала, когда она вернется домой.
Женя шла по темной улице и думала, что Ксюша, наверное, поняла бы Женьку лучше, чем она. Хотя нет, она тоже понимает. Иначе, зачем ей было устраивать всю эту разборку со Столбовым, осложнять себе жизнь отказом от его руководства дипломом? Проблема в том, что она при всем сочувствии к Женьке не может влезть в его шкуру, и он это чувствует. Оттого и не верит до конца в ее искренность. Что ж, остается лишь надеяться на то, что сказал Санек — на поездку в Курск.
Она оказалась дома только в половине первого ночи. Мать не спала, ждала ее.
— Где ты была?
— Так, в одном месте. Парнишка с велосипеда упал, пришлось довезти его до дому. Ну и посидеть, пока не придет его сестра.
— Боже мой, ты прямо мать Тереза! Я, признаться, думала, ты снова поехала туда.
— Куда? К Женьке?
— Ну да, к нему.
— Нет. — Женя грустно покачала головой. — Нет. С ним все кончено. До поры до времени.
— Вот именно, до поры до времени, — произнесла мать с иронией. — Когда хотят что-то завершить окончательно, сроков не ставят.
— Не будем об этом, — мягко попросила Женя. — Тем более, послезавтра у меня кафедра. Для меня это сейчас важней всего.
— Неужели? — Ольга Арнольдовна глянула на нее с недоверием. Потом улыбнулась. — Узнаю свою дочь. Тебя невозможно уничтожить.
— Невозможно. — Женя кивнула. — Поэтому давай спать.
28
Кафедра собиралась в двенадцать. Женя уже в одиннадцать была в аудитории. Странно, но она не чувствовала волнения. Голова была ясной, настроение агрессивным и веселым. Пусть попробуют ее подловить, ничего у них не выйдет!
Она подготовила все материалы, начертила на доске схемы, написала под ними уравнения. Примерно в половине двенадцатого в зал вошел Григорянц.
— Здравствуйте, Армен Ашотович, — поздоровалась Женя.
— Здравствуйте, здравствуйте. — Тот игриво подмигнул. — Боитесь?
— Нет. Если только самую малость.
— Непорядок. Студентам положено волноваться. Примета такая.
— Я не верю в приметы.
— Ну, ладно. Сейчас схожу за Людмилой Ивановной. Вы пока осваивайтесь.
Он немного повозился с какими-то бумагами, затем вышел. Вскоре появился Носов, сухопарый, слегка сутуловатый, с лицом холодным и непроницаемым. Он держался официально, корректно кивнул Жене, сел на свое место и углубился в чтение какой-то брошюры.