Мой суженый, мой ряженый

Она шла, низко опустив голову, но все равно было видно ее лицо. Губы шевелились, будто она что-то подсчитывала про себя или читала молитву. Спутанные волосы спадали ей на плечи. Коленки джинсов были изгвазданы в пыли. Она выглядела так смешно и трогательно, что Женька невольно улыбнулся. И тут же вздрогнул. Она же к нему идет. К нему! Как еще она могла тут оказаться?

Ему стало отчаянно страшно, что она не дойдет — свернет по дороге, или просто исчезнет, растворится в воздухе, как призрак. Но она все шла и шла, и он уже видел следы слез на ее щеках…

…Женя шла и шла, пока не почувствовала, что кто-то загораживает ей путь. Кто-то стоял прямо перед ней. Она подняла глаза и увидела Женьку.

— Ты же… ты… — От изумления она никак не могла справиться с речью.

Он молчал и смотрел на нее.

— Ты ведь уехал. — Наконец ей удалось произнести нечто связное, членораздельное.

— Нет.

— Женька, я же видела поезд!

Он пожал плечами. Он ничего не мог ей объяснить. Ни ей, ни себе самому. Но почему-то вдруг отчетливо и ясно осознал, что куча проблем, которые были у него еще пять минут назад, улетучились сами собой и неизвестно куда. Он ничего не чувствовал: ни боли, ни горечи, ни ревности, ни стыда. Но главное, он не чувствовал ненависти. Той ненависти, которая давно стала частью его жизни, самой жизнью, которой он привык подчиняться и молиться, как идолу.

Куда она делась? Или, может быть, ее давно уже не было, а он искусственно разжигал ее в себе, боясь, что без нее останется совсем слабым и беспомощным?

Никто не смог бы ответить ему на эти вопросы. Да и так ли нужно было отвечать? «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…»

Они стояли на платформе — лицом к лицу. Обоим одинаково казалось, что они неожиданно, в одно мгновение стали старше. Не на год или на два, нет — на целую жизнь. И знают все друг о друге. Все — до самых тайных и сокровенных мыслей, до глупых, детских обид, до несбыточных фантазий и грез. Так бывает, когда любишь по-настоящему. Любишь, а не угораешь от внезапно навалившейся страсти.

Потом Женя взяла Женьку за руку.

— Пошли.

— Куда?

— Домой пошли. Тебя там все ждут.

— Кто все?

— Мама. Анна Анатольевна. И отец. — Последнее слово она произнесла без церемоний, решительно и громко, не опасаясь, что он взбрыкнет.

Женька и не думал ничего такого вытворять. Просто кивнул и поднял сумку. Они пошли. Пока они стояли, на поезд, уходящий с соседнего пути, объявили посадку, и теперь им навстречу валила целая толпа народу с чемоданами, баулами и тележками. Пару раз они налетели на каких-то сердитых теток и груженых мужиков. Потом приноровились и стали ловко уворачиваться: Женька влево, и Женя влево. Она вправо, и он вправо.

Им было весело, они словно играли в какую-то игру. И смеялись. И шли, не расцепляя рук, пока не дошли до входа в метро.

…Столбовой видел, как они шли. И как скрылись за стеклянными дверями. Он стоял совсем близко, у киоска с пирожками. Ему в голову пришла забавная и сентиментальная мысль, что все это ужасно напоминает кино. Последние кадры длинного, но чрезвычайно быстро промелькнувшего фильма. Вот-вот должна возникнуть надпись «Конец». Или нет, иначе — «Продолжение следует».

Столбовой невольно улыбнулся. Потом застегнул пиджак на все пуговицы и зашагал к стоянке, на которой оставил машину…

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.