Мой суженый, мой ряженый

Мать по-прежнему оставалась дома, хотя ей давно пора было уходить. Она возилась в кухне, гремела кастрюлями, до Жени долетал вкусный запах борща.

— Обедать! — крикнула Ольга Арнольдовна минут через десять.

Женя послушно притащилась и уселась за стол.

— Ровно в восемь мы идем гулять, — безапелляционным тоном объявила мать. — А ровно в десять ты ляжешь спать.

— Ага. — Женя вяло хлебала борщ.

Аппетита не было, но она заставляла себя глотать ложку за ложкой. Ольга Арнольдовна молча наблюдала за тем, как она ест.

— Ты написала ему?

— Да.

— И что?

— Не знаю. — Женя пожала плечами. — Я не читала ответ.

— Вот и умница. Нельзя же вдвоем сходить с ума, кто-то должен оставаться в добром здравии. — В ее голосе впервые Женя не слышала злости. Впервые, когда речь шла о Женьке.

— Мам, я люблю его. — Она кинула ложку на скатерть и уронила голову на руки.

— Люби. А борщ при чем? Борщ-то доешь, ты ж проголодалась, с утра, не разгибаясь, сидишь.

Женя слабо улыбнулась и покачала головой:

— Ведь правда, он ничем не хуже твоего Санька!

— Хуже. В сто раз. К сожалению, Сашу это не спасает. Лучше или хуже — не главное.

— А что главное?

— Наверное то, что… он нужен тебе, невзирая ни на что. Что ты готова страдать из-за него. Саша с радостью сам пострадал бы из-за тебя, но тебе это без надобности.

Женя с готовностью кивнула.

— Я обещала написать ему вечером.

— Напишешь. Ты теперь все отлично успеешь. Только ешь, прошу тебя.

Женя вздохнула и снова взялась за ложку.

После обеда она правила уже готовый текст. Потом сверяла его со статьей Столбового. Потом подбирала практические материалы. И так — до половины восьмого.

Без четверти восемь она послала Женьке новое сообщение: «Как дела? У меня все в порядке. Целую».

«Можно тебе позвонить?» — написал он в ответ.

«Нет. Лучше будем общаться молча».

«Что, всю неделю?!» — Жене показалось, что она слышит, каким голосом он это сказал. Она нервно сглотнула и написала: «Да, всю неделю». Ответ оказался кратким: «Сдохнуть можно!»

Женя улыбнулась и ответила: «Не сдохнешь. Спокойной ночи».

На сей раз, чтобы отключить телефон, ей не потребовалось таких неимоверных усилий, как утром. Она почти успокоилась. Рядом, за стенкой, была мама, которая по какой-то счастливой случайности перестала быть ей врагом и стала, как прежде, союзницей.

Они пошли гулять и гуляли целый час, до девяти. Сначала молчали, потом понемногу начали разговаривать. Ощущение было таким, будто они не виделись давным-давно. Да, собственно, так оно и было. Темы для беседы выбирала Ольга Арнольдовна — о погоде, об институте, о новом, вышедшем на экран фильме, о чем угодно. Только не о Женьке и не о Жениных к нему чувствах.

За следующую ночь количество «эсэмэсок» уменьшилось вдвое, а в течение дня и вовсе не пришло ни одной. Женя поняла, что Женькины финансы подошли к концу, хоть он и впаривал ей насчет двух зарплат. Она была даже рада этому обстоятельству — ей, наконец, удалось втянуться в работу и не хотелось отвлекаться. К вечеру среды диплом начерно был готов. Женя позвонила Столбовому и попросилась в четверг на консультацию. Тот выслушал ее и холодно поинтересовался:

— Вы уверены, что сможете показать мне что-то новое?

— Уверена, Николай Николаевич. Я бы не звонила.

— Хорошо, — проговорил Столбовой. — Завтра, в десять. Надеюсь, вы отвечаете за свои слова.

— Да, спасибо. — Женя повесила трубку, взяла со стола только что отпечатанные листы и принялась в сотый раз проглядывать с самого начала.

В комнату заглянула Ольга Арнольдовна. Лицо ее было хмурым и озабоченным, в руке она держала телеграфный бланк.

— Женюся, представляешь, какое горе — тетя Рая умерла.

— Не может быть! — вырвалось у Жени.

Тетя Рая была дальней родственницей матери, но часто приезжала из своего Липецка к ним погостить, и она хорошо ее знала.

— Как же так? Ведь она, кажется, ничем не болела.

— Вот так. — Мать тяжело вздохнула и опустилась на стул. — Инсульт. Шестьдесят четыре года — и нет человека. Похороны завтра вечером.

— Ты поедешь?

— А как я могу не поехать? Рая мне была второй матерью. Я уже и на работе отпросилась. Ужасно только, что тебя придется оставить одну на несколько дней. Ты ведь, я уверена, будешь питаться всухомятку, одними бутербродами.

— Господи, ма, о чем ты беспокоишься? Езжай и ни о чем не думай. Я практически большую часть работы уже выполнила. Завтра иду к Столбовому.

Мать покачала головой.

— И как только он тебя еще терпит? Я бы на его месте давно отказалась от такой дипломницы.

Женя устало улыбнулась.

— Нет, увидишь, он останется доволен. Я за эти дни горы своротила.

— Это я заметила, — согласилась Ольга Арнольдовна. — Ладно, давай ложиться, а то мне завтра к семи утра на вокзал.

21

Столбовой был в восторге. Весь его вид выражал высшую степень удовлетворения.

— Ну и Женя! Вот это Женя! Это я понимаю! Что же вы дурью-то маялись все это время? Ведь вам три дня оказалось достаточно, чтобы сдвинуть с места эдакую махину!