Мой суженый, мой ряженый

— Тому, под какое влияние ты попала. Хотя… он ведь и сам такой был. Поддался девчонке, соплюшке, она из него веревки крутила. — Лицо матери сделалось злым и неприязненным.

— Ты неправду говоришь, — тихо сказала Женя. — Он не поддался Инге, он влюбился в нее. И она его тоже любила. Как она рыдала на похоронах, вспомни.

— Подумаешь. — Ольга Арнольдовна опустила глаза в пол. — Не верю я этим рыданиям. У нее спустя год уже был другой.

— Что ж ей, в монастырь было идти в двадцать семь лет отроду?

— Странно, что ты ее защищаешь, — удивилась мать. — Когда-то ты же первая терпеть ее не могла.

— Это было давно. Я была маленькая.

— Ладно. Есть будешь?

— Нет, я не голодная. Женька мне оставил еду.

— Опять Женька. Ты произносишь это имя каждые пять минут. Просто клиника какая-то. Надеюсь, сегодня вечером ты не сорвешься к нему?

— Нет. — Женя сказала и вздрогнула: в сумке заверещал мобильный.

Мать тоже вздрогнула, в глазах у нее мелькнула ненависть.

— Не отвечай. Слышишь?

— Да. — Женя заворожено глядела на сумочку, из которой исходил сигнал.

— Не отвечай, — повторила мать ласковей и мягче. — Хочешь, дай мне телефон, я отключу.

— Я сама отключу. — Женя поспешно вытащила сотовый, но вместо того, чтобы нажать на отбой, в последнюю минуту надавила клавишу приема. — Да, слушаю.

— Эх, дурочка, что ж ты делаешь с собой! — дрожащим голосом проговорила Ольга Арнольдовна, резко повернулась и вышла из прихожей.

Женя осталась стоять, прижимая телефон к самому уху.

— Ты почему ушла? — прокурорским тоном спросила трубка. — Я специально с работы отпросился.

— Потому что мне стало лучше, и я поехала заниматься.

— Могла тут позаниматься.

— Черта с два. Я пробовала. Твоя мать хотела смотреть телевизор.

— Подумаешь! Послала бы ее подальше, и все дела.

— Это только ты умеешь всех посылать. У меня к этому не такие способности.

— Возвращайся.

— Нет, Женька, это исключено. И не звони сегодня больше. Иначе в пятницу профессор меня убьет.

— Да я тебя раньше убью, — совершенно серьезным тоном произнес Женька. — Пока.

Женя вытерла выступивший на лбу пот. Убрала мобильник, вышла на кухню. Ольга Арнольдовна хлопотала у плиты.

— Ма, дай чаю. Что-то в горле пересохло.

Мать глянула искоса, плеснула в стакан из чайника, сунула заварочный пакетик.

— Знаешь, Столбовой опять вчера звонил. Он теперь часто звонит, интересуется, что с тобой творится.

— Это ты ему сказала, что я влюблена?

— Я.

— Понятно. — Женя усмехнулась невесело. — А я-то думала, он сам такой проницательный.

— Он, между прочим, очень переживает за тебя. И Любочка. И даже Саша.

— Саша? Ну, уж ему-то самый резон переживать за меня, — насмешливо проговорила Женя.

— Напрасно ты так. Он просто по дружбе, без всякой корысти.

— Мамуля, ты наивна. И чересчур. — Женя подошла к матери и обняла ее за плечи.

Лицо Ольги Арнольдовны напряглось.

— Женюся!

— Мам! Я так соскучилась.

— А я-то как соскучилась! Я живу, словно в аду. Сутками не вижу тебя. За что это все?

— Мамуль, давай прекратим эту глупую войну. Женька тебе не враг. Знаешь, какая у меня самая заветная мечта?

— Бросить институт? — испуганно проговорила мать.

— Да нет, что ты! Сделать так, чтобы вы друг друга если не любили, то хотя бы уважали.

— Уважать его? За что?

— Хотя бы за то, что он много лет, с самого детства, живет бок о бок с тяжело больным человеком. Это нелегко.

— Да, — согласилась Ольга Арнольдовна. — Нелегко. Но родителей не выбирают. Тебе тоже в отрочестве было довольно тяжело. Но ты же не пошла работать почтальоном.

— У меня была ты. А у него никого.

— Где его отец?

— Не знаю. Он ничего про него не говорит. Возможно, его мать не была замужем.

— Возможно. — Мать брезгливо поджала губы.

Женя поняла, что дальше разговаривать бессмысленно. Достаточно и того, что она согласилась выслушать хоть пару фраз о Женьке — прежде, при одном упоминании его имени, ее охватывала истерическая дрожь.

Женя залпом выпила чай, оказавшийся не горячим, а теплым.

— Пойду я. Восстановлю свое доброе имя.

— Иди. — Ольга Арнольдовна привлекла ее к себе и поцеловала. Потом подумала и осенила крестом.

— Это еще зачем? — засмеялась Женя.

— А чтоб побыстрее выздоравливала, — бодрым голосом проговорила мать. На слове «выздоравливала» она сделала многозначительное ударение.

Женя кивнула и ушла к себе. До вечера она честно корпела над книжками, стараясь выполнить все требования Столбового. К ночи ее стала одолевать тоска. За прошедшие полтора месяца это была первая ночь, когда Женьки не было рядом. Женя физически ощущала его отсутствие, ее тело ныло, но не от жара, а от невозможности хоть на мгновение прикоснуться к нему, почувствовать плечом его плечо, ладонью его ладонь. Она даже согласна была на то, чтобы за стеной возилась Зинаида — лишь бы снова оказаться вместе, лишь бы он продолжал заботиться о ней со своей обычной серьезностью и обстоятельностью. В конце концов, благодаря Женьке, ее болезнь прошла, едва начавшись, значит, правда, их что-то связывает, что-то незримое, на уровне биотоков.