Мой Щенок

Я боялась оставить его хоть на час, постоянно находясь в доме, заставляя терпеть свое присутствие. Я забыла о заказах и тренировках. Я не бывала в баре. Продукты привез Мрак, в очередной раз навестивший меня. Встречаться с ним Ирвин не пожелал, и я позволила ему скрыться в комнате. Зато брат привез еще один подарок, который я не ожидала от него получить: кровь вампира. В ответ на мое удивление, Мрак махнул рукой, пробурчав что-то вроде «ерунда, нацедил на заказе». Не сдержав эмоций, я крепко обняла его, горячо благодаря за заботу. Угощение я передала Ирвину уже после того, как проводила брата. И впервые за десять дней увидела улучшения в его состоянии. После этого я стала позволять себе выбираться на «охоту». Питание, пусть и нерегулярное, скудное, все же давало возможность Ирвину восстанавливаться. Впервые оставив дампира дома в одиночестве, я едва не сошла с ума от грызшей душу тревоги. Я успела изобрести тысячу способов, которыми он мог лишить себя жизни. Торопясь, отчаянно боясь опоздать, я ошибалась на каждом шагу и чудом не получила ранений во время поединка с совсем еще молодым зубастым. Однако вернувшись, я обнаружила Вина в его комнате. Складывалось ощущение, что он даже не пошевелился за время моего отсутствия. Что именно из последних событий заставило его переменить мнение относительно собственной смерти, я не знала. И не могла сказать, что изменения меня обрадовали: пока Ирвин мне сопротивлялся, в нем сохранялся отзвук жизни. Теперь же истаял и он. Я впервые подумала о том, не милосерднее ли будет исполнить желание щенка. Но тут же оборвала себя, затолкав трусливые мысли поглубже.

Дни текли медленно и уныло. Я несколько раз звонила Ами, прося прощения за свое оскорбление. Разговоры наши были короткими, но интонации мастера полнились теплом. Я чувствовала, что меня простили, и от этого становилось легче. Пасмурным октябрьским вечером Ами приехала в гости. Без предупреждения. Мы с Вином сидели в гостиной, он — в кресле, я — на диване, и делали вид, что смотрим телевизор, когда в прихожей раздался звонок. Я открыла дверь и замерла, не веря своим глазам.

— Попытаешься еще раз извиниться — пеняй на себя, — с порога грозно предупредила Ами и шагнула внутрь, не дожидаясь приглашения.

— Я не ожидала тебя увидеть, — смущенно отозвалась я, принимая у нее плащ.

— Должна же я была лично убедиться в твоей вменяемости после того, как ты покрыла меня матом, — невозмутимо отозвалась моя наставница, рассеянно изучая мою гостиную и замершего на месте щенка. Я покраснела до корней волос, но с ответом не нашлась.

Около получаса мы сидели втроем в гостиной. Я рассказывала о завершении нашего общего дела, излагая те моменты, о которых Ами не была в курсе. Не упоминая ту часть, что касалась непосредственно Вина. Сам ученик сидел молча, не глядя на нас, не реагируя на мой рассказ. Он практически не шевелился. Я чувствовала, как неуютно щенку. Но для того, чтобы уйти, требовалось спросить моего позволения. Ирвин не решался. Я сама не предлагала. Ами внимательно следила за нами обоими. В какой-то момент, прервав меня на полуслове, мастер приказала:

— Леди, свари мне кофе.

Я с сомнением посмотрела на Ирвина, но мастер нетерпеливо дернула подбородком, и я поспешила исполнить просьбу. Кухня и гостиная располагались рядом, так что я могла слышать каждое слово, даже под жужжание кофемолки и кофемашины.

— И долго ты собираешься себя хоронить? — интонации Ами звенели, будто натянутая проволока. Тишина длилась достаточно долго. Но не ответить моему мастеру было невозможно. И Вин сдался.

— Я не хороню себя… мастер, — его голос прозвучал безжизненно и сухо, как шуршание прошлогодней листвы.

— Ага. Я вижу. У тебя в глазах написано «я такое дерьмо, мне незачем жить, какого ляда она меня не убила». Только это не благородство, Вин. Это трусость и жалость к себе.

— Как вам угодно, мастер.

Ами помолчала. А потом сказала куда тише и мягче:

— Я тебя понимаю. Во времена активной работы мне пришлось пережить плен и пытку. И хуже всего то, что это видел человек, которого я любила. Который любил меня. Он не выжил. А я выжила. Хотя получила травмы, надолго выбившие меня из профессии. И вынудившие рано уйти в наставничество. Я помню, что я чувствовала. Мне казалось, я не смогу жить дальше.

Я обратилась в слух. Таких подробностей о жизни Ами я не знала.

— Дело не в том, что я не могу. Я не хочу, Ами. Я не вижу смысла, — так же тихо ответил Ирвин. — Мастер в своем праве. Моя жизнь принадлежит ей, и я не сделаю ничего, пока она мне не позволит. Но ведь однажды ей наскучит со мной возиться.

У меня перехватило дыхание. Ирвин говорил. Разговаривал. По своей воле. О том, что чувствует. Моя наставница смогла несколькими фразами добиться того, что не удалось мне за две недели. Повисла пауза, после которой женщина со вздохом произнесла: