Мой самый любимый Лось

— Нет, — нехотя признается он. — Не я. Анри серьезный уж больно; я и не думал, что ты ему понравишься, трещотка ты этакая! Пригласили его… ну, чтоб был. Из вежливости. Даже не рассчитывали, что согласится. Так что это твоя добыча, маленький брат. Чистый выстрел. Матерого завалила!

Анька рассмеялась, уткнувшись лбом в плечо отца, услышав от него те самые слова, те самые мысли, что в свое время думала сама — но о нем.

— Пап, — шепчет она. — Спасибо!

— За что? — так же заговорщически отвечает он.

— Просто, — отвечает Анька.

Лось, отерев все слезы мадам Медведице, идет к Мише, укачивающем Аньку в танце, и у Аньки просто сумасшедше начинает колотиться сердце, когда Миша передает ее из рук в руки Лосю, так символично, почти нехотя, будто не желая расставаться со своей маленькой доченькой.

— Смотри, — говорит Миша напутственно строгие слова, но голос его срывается.

И Лось отвечает молчанием — таким надежным и спокойным, что сомневаться не приходится: все будет просто отлично.

****

Анька здорово устала, от новых туфель у нее отваливались сразу обе ноги по колено, но она стойко дотерпела до гостиницы — первую брачную ночь решили провести именно там, в роскошном люксовом номере, — и еще не спала, когда Лось торжественно внес ее на руках в спальню.

— Лось, я вся твоя, — пробормотала Анька, доверчиво прижимаясь к его плечу, — только дух переведу…

— Переводи, — усмехнулся Лось, укладывая ее на брачное ложе и ласково целуя ее прохладную щеку.

Дальше, уложенная на постель, Анька просто напрочь отрубилась. Как Лось стащил с нее туфли — не слышала, не чувствовала, как распустил платье, чтоб облегчит ей дыхание. Когда она проснулась и уселась на постели, горел ночник, мурлыкала негромкая романтичная музыка. Лед еще на растаял в ведерке с шампанским, на столике красовались нарядные, яркие, как новогодние игрушки, фрукты и торт, а Лося нигде не было, только в ванной комнате слышался приглушенный плеск воды. По всему выходило, что он отправился в ванную совсем недавно — подле себя на подушке Анька заметила вмятину, вероятно, Лось отдыхал рядом с ней, не смея тревожить ее сон.

«Ноги бреет, сохатый, — подумала Анька, освобождаясь от платья, стаскивая с себя кучу юбок и нетерпеливо распуская оставленные Лосем застегнутыми застежки. — Марафет наводит… поразить меня красотой хочет…»

Внезапно ей захотелось в очередной раз подразнить Лося; сорвать ему торжественный романтик, превратить все в спонтанную и веселую страсть, и она, попискивая от предвкушения и озорства, распирающего ее, двинула в ванную.

Анька, раздевшись, осталась в красивом белье, кружевном поясочке и в чулках, так как ей очень хотелось порадовать Лося. Скоро после начала совместного проживания выяснилось, что Лось очень — до трясучки и поскуливания, — падок на красивое белье намного больше, чем на откровенно обнаженное тело. Ему нравилось разглядывать Аньку, поглаживать ее бока, обтянутые кружевными эротичными вещичками, стаскивать зубами тоненькие полупрозрачные трусики, прихватывая ее розовенький гладенький лобок губами, — и нарочно не снимать чулки, нарочно оставлять Аньку в них, сжимать в момент наивысшего наслаждения ее бедра, обтянутые кружевными резинками.

Неслышно ступая мягкими лапками, на цыпочках, повизгивая от восторга, Анька пробралась в ванную комнату — подглядывать. Лось, мурлыкая под нос песенку, запершись в душевой кабине, наполненной паром и брызгами, ополаскивал волосы, фыркая как морж, стряхивая с плеч воду. Некоторое время Анька, прижавшись щекой к стене, наблюдала за ним, вслушиваясь в песенку, которую Лось пытался изобразить своим неподдающимся голосом, и с превеликим трудом узнала в лосином мычании серенаду, которую пел Эду.

У Лося был приятный, глубокий баритон, но при этом абсолютное отсутствие слуха, и в ноты он попадал очень редко. Зато присутствовало желание петь, его было хоть отбавляй, и Лось повторял немудреные слова песенки с большим энтузиазмом. Наверное, позже хотел спеть ей, Аньке.

— Mi dulce belleza, — ворчал Лось, изображая пение, и Анька со смеху покатывалась, глядя, как Лось при этом энергично трет пеной свои уши.

Само по себе действие это было абсолютно рядовым и ничем не примечательным, но Анька отчего-то умилилась, наблюдая за Лосем. Именно сейчас, когда вместо продолжения официоза и обязательного романтичного ужина она получила вот эти неуклюжие песнопения, ей стало абсолютно ясно, что Лось теперь ее — от макушки и до пяток, — и эта уютная домашняя сцена всего лишь одна из многих, которые ей еще предстоит увидеть.

— Ло-осик, — голосом русалки-соблазнительницы позвала она, вдоволь наслушавшись его грубых арий, налюбовавшись игрой мышц на его спине и царапаясь в запотевшие прозрачные стенки душа, — хочешь, я потру тебе спинку?!

Лось, энергично отряхнувшись, приоткрыл душевую, взглянул на Аньку, весьма игриво демонстрирующую ему кружевное белоснежное великолепие.

— Отдохнула? — спросил он, сияя улыбкой. — Я уже думал, что ты уснула до утра.