Мой роман, или Разнообразие английской жизни

– Совершенно напротив! и, чтоб вернее узнать его, я не сказал ни слова касательно мирских выгод, которые, в каком либо случае, могли бы достаться ему от женитьбы на моей дочери. В каком бы ни было случае, если я возвращусь в отечество, то все богатство будет её: а если нет, то я надеюсь (сказал Риккабокка, выражая на лице своем величие и гордость), я уверен в достоинстве и благородстве души моей дочери точно так же, как и в моем собственном. И не стану упрашивать жениться на ней, чтоб повредить этой женитьбой зятю в отношении к его существенным выгодам.

– Я не совсем понимаю тебя, Альфонсо. Конечно, твоя жизнь застрахована на приданое Виоланты; но….

– Pazzie – вздор! сказал Риккабокка с неудовольствием: – её приданое ровно ничего не значит для молодого человека с происхождением Рандаля и его видами на будущность. Я вовсе не думал об этом. Вот в чем дело выслушай меня: я никогда не решался извлекать какие нибудь выгоды из моей дружбы с лордом л'Эстренджем: мне было совестно; но эта совестливость не должна существовать, когда дело коснется моего зятя. Этот благородный друг имеет не только высокий титул, но и сильное влияние на сильных людей, влияние на людей государственных, влияние на патрона Рандаля, который, между нами будь сказано, по видимому, не хочет выдвинуть молодого человека так, как он мог бы: я вывожу это заключение из слов самого Рандаля. Прежде решительного приступа к этому делу я напишу к л'Эстренджу и скажу ему просто: я никогда не просил вас вывести меня из бедности, но прошу вас спасти дочь мою от унижения её достоинства. Я не могу ей дать приданого. Может ли её муж быть обязанным моему другу, который предоставит ему благородную карьеру? может ли он открыть карьеру для его энергии и талантов? А это для человека с честолюбием более всякого приданого.

– Альфонсо! как тщетно стараешься ты скрыть свое высокое звание! вскричала Джемима с энтузиазмом: – когда страсти твои взволнуются, оно проглядывает во всех твоих словах!

По видимому, итальянцу нисколько не польстила эта похвала.

– Ну, так и есть, сказал он:– ты опять с своим званием.

Но Джемима говорила правду. Едва только Риккабокка забывал несносного Макиавелли и предавался влечению своего сердца, в нем проявлялось что-то особенно-величественное, чуждое человеку обыкновенному.

Следующий час Риккабокка провел в размышлениях о том, что бы сделать лучшего для Рандаля, а также старался придумать приятные сюрпризы для своего нареченного зятя. – Между тем как Рандаль в то же самое время напрягал все свои умственные способности, каким бы образом лучше обмануть ожидания своего нареченного тестя.

Окончив предначертание планов, Риккабокка закрыл своего Макиавелли, выбрал несколько томов Бюффона о человеке, и различных других психологических сочинений, которые вскоре поглотили все его внимание. Почему Риккабокка избрал предметом своих занятий именно эти сочинения? Ясно, что это какая-то тайна, известная его жене; но, может быть, он не замедлит признаться нам в ней. Джемима хранила одну тайну, а это уже весьма основательная причина, по которой Риккабокка не захотел бы долго оставлять ее в неведении касательно другой.

Глава LXXXIX

Рандаль Лесли воротился домой для того только, чтобы переодеться и отправиться на званый поздний обед в доме барона Леви.